Джулия Джонс - Измена

— Кроме утех, мне понадобится еда и ночлег, если у вас все это имеется. — Мужчина выплюнул жвачку и втер ее в землю сапогом.

— Входите, входите, — защебетала Тугосумка, отпихивая сестру. — Горячая еда, теплая постель и самые красивые в Брене девушки ждут вас.

— Но сначала небольшой задаток, — ввернула Грил. Мужчина достал кошелек и сунул ей в руку золотой. — А теперь, женщина, принеси-ка мне эля.

Тетушке Грил ничего не оставалось, как отправиться выполнять приказание. Она удалилась, возмущенно шурша юбками.

Тугосумка продела руку гостю под локоть и кокетливо улыбнулась — у нее-то передние зубы были на месте.

— Позвольте узнать ваше имя, прекрасный путник?

— Траффом меня зовут, — ответил тот, разглядывая девиц.

— А заниматься чем изволите? — Хозяйка поманила к себе двух лучших — Долли и Мокси. Те подошли, хихикая и жеманясь, в точности как их учили. Гость тут же сгреб Мокси за грудь.

— Я наемник.

Тугосумка обрадовалась — у таких всегда есть деньги или средства добыть оные.

— Что же привело вас в наш славный город? — Она отпустила его руку, освободив место для Долли. Если повезет, он заплатит за обеих. Трафф скривил рот в улыбке.

— Я пришел, чтобы найти мою невесту.

Таул постучал тихонько и вошел. Мелли стояла посреди комнаты, расставив ноги, вытянув руки, целя своим посеребренным кинжалом в воображаемого врага. Увидев Таула, она вспыхнула и опустила руки.

— Нужно стучать, когда входите.

— Я стучал. Это у вас ушки не в порядке.

Таул видел, что она решает, нахмуриться ей или улыбнуться. За последние дни он узнал, что у Мелли всегда все на лице написано. Страх, радость, боль, гнев, а чаще всего негодование — все это лилось из ее глаз, кривило ее губы и морщило лоб. Даже цвет лица сразу менялся — она ничего не умела скрыть.

— В другой раз стучите погромче, — сказала она, лишь слегка нахмурив брови. Таул поклонился, принимая выговор, подошел и положил руки ей на плечи.

— Когда будете иметь дело с настоящим противником, не стойте так прямо — согните немного колени. — Он нажал на плечи, побуждая ее принять правильную позицию, отклонил ее немного назад и приподнял ей руки. — Так вам легче будет сохранить равновесие. — Охватив ее пальцы, он показал, как нужно держать нож. — А вот запястье никогда сгибать не надо. Иначе вся сила, идущая от плеча и бока, пропадет впустую. — В подкрепление своих слов он провел пальцами вдоль мышц, о которых шла речь. — Сгибая запястье, вы ломаете линию, и вам остается полагаться только на мышцы предплечья. Попробуйте в таком положении пырнуть ножом человека — в лучшем случае вы растянете себя связки, а в худшем — запястье у вас переломится.

Все это время Таул остро чувствовал близость Мелли. От нее шел свежий, чистый запах, темные волосы блестели, а гладкая кожа была как нагретый солнцем мрамор. Она уже четыре дня жила в герцогском дворце и день ото дня становилась все краше. Она окрепла, пополнела, темные круги под глазами пропали, и на щеках появился румянец. Это была уже не та худая бледная девушка, какой Таул впервые увидел ее. Перед ним предстала сильная, полная жизни женщина, думающая и поступающая по-своему.

Таул начинал понимать, что нашел в ней герцог.

Предосторожности, принятые им для переезда в Брен, оказались напрасны. Таул был почти уверен, что сокольничего посадили под замок прежде, чем тот успел с кем-либо поговорить, поэтому слухи о сделанном герцогом предложении не имели случая разойтись. Самой большой опасностью, которой они подверглись в дороге, был неутихающий дождь. Земля раскисла, и приходилось следить за каждым шагом лошадей. Опасаясь за здоровье Мелли, Таул закутал ее в свой верхний плащ. Он то и дело оглядывался на нее. Вид у нее был больной: серая кожа блестела от пота, губы стянуло от боли. Таул пересадил ее к себе позади седла. Дорога заняла у них девять часов вместо обычных шести, и почти весь путь Мелли проделала, привалившись к его спине и обняв его руками за пояс. Все это время она молчала.

Герцог пришел на конюшню встретить их. Они уже спешились, и Мелли ни слова не сказала о том, что ехала на одном коне с Таулом. Умолчал об этом и Таул. Он видел, как смотрит герцог на свою невесту, — и, хотя тот сам поощрял Таула подружиться с Мелли, вряд ли герцогу было бы приятно узнать, что полпути они проделали, так тесно прижавшись друг к другу, что даже дождь не проникал между ними.

В дороге у Таула было время подумать. Он вырос на болотах и любил дождь. Шум дождя сопровождал его с колыбели. Запах, вкус и прикосновение падающих капель пробуждали в нем воспоминания старше, чем женщина, с которой он ехал. Вот он лежит в раннем детстве и слушает капель, проникающую сквозь камышовую крышу. Мать никогда ее не чинила — она говорила, что ей нечем заплатить кровельщику, но Таул подозревал, что ей так же нравится слушать стук капель, как и ему. А лучше всего бывало, когда дождь кончался. Мать сливала всю воду из подставленной посуды в свой лучший медный горшок, добавляла туда разных трав и специй и подогревала на медленном огне. Никогда потом он не пробовал ничего вкуснее, чем материнский сбитень на дождевой воде.