Энтони Пирс - Заклинание для хамелеона

Чистейший эвфемизм!

— И что же вы делали? — осведомился Бинк, вконец зачарованный рассказом. Он украдкой обернулся поглядеть, не видно ли шрамов. В том, что увидел, он никаких изъянов не усмотрел.

— Трента вскоре изгнали, и мы попросили Хамфри снять чары.

— Но добрый волшебник превращать не умеет.

— Да, но он подсказал нам, где взять отворотное средство. Мы им намазались, и жучки, лишившись нашего паленого мяса, вскоре вымерли. Ценная информация — это тоже средство, а уж информацией-то добрый волшебник располагает.

— Поэтому я к нему и иду, — сказал Бинк, — Только за один ответ он требует целый год службы.

— Кому ты это говоришь? Триста кентавров — и год службы с каждого. Ох и поработали!

— Что, он потребовал плату со всех? И что же вы для него делали?

— Нам запрещено рассказывать, — уклончиво ответила Чери.

Теперь Бинку стало любопытно вдвойне, но он понял, что переспрашивать не стоит. Слово, данное кентавром, нерушимо. Но что же такое могло понадобиться Хамфри, чего он сам не мог добиться сотней известных ему заклинаний или доступной ему надежной информацией? Хамфри ведь, в сущности, прорицатель, он может узнать все, чего не знает, — вот и весь секрет его колоссальной силы. Возможно, старейшины потому и не спрашивали доброго волшебника, что им делать с королем-маразматиком, что и сами прекрасно знали ответ: сместите старого короля и посадите на его место нового, свеженького волшебника. На это они явно не пойдут. Даже если бы знали, где найти подходящего молодого волшебника.

Да, в Ксанфе много тайн, много нерешенных проблем, и Бинку вряд ли дано познать их все или что-нибудь решить. Он давно уже приучился покоряться неизбежному. Хотя и со скрипом.

Они переправились через речку, и тропа пошла вверх. Ее поджимали густые деревья, поперек тропы дыбились толстые узловатые корни. Никакой враждебной магии Бинк не ощущал — то ли кентавры хорошенько вычистили эти места, как жители Северянки вычистили ближайшие окрестности, то ли Чери настолько изучила эту тропу, что избегала всех напастей чисто механически, даже не замечая их. Пожалуй, и то и другое.

Да, жизнь ставит много трудных вопросов и сама же предлагает множество вариантов ответов, и зачастую самое мудрое — выбрать понемножку из каждого варианта.

— Что ж это за история, которую ты знаешь, а я нет? — спросил немного заскучавший Бинк.

— О волнах людей-колонистов? Да, у нас есть данные о каждой волне. С тех пор как у нас есть щит и Договор, жить стало спокойнее. Волны — это был ужас и кошмар!

— Только не Первая волна! — патриотично заявил Бинк. — Мы были мирные.

— Вот-вот. Раз вы сейчас мирные, если не считать кучки бандитов-малолеток, то полагаете, что и предки ваши были мирные. Но мои-то предки думали иначе. Им было бы лучше, если бы человек вообще не ступал на землю Ксанфа.

— Мой учитель был кентавр, — сказал Бинк, — но он никогда не говорил нам о…

— За правду его бы враз уволили.

Бинк почувствовал себя неловко:

— А ты меня не подначиваешь? Знаешь, мне лишних неприятностей не надо. Я, конечно, любопытен, только мне своих забот хватает.

Она повернула голову и кротко посмотрела на него, изогнувшись при этом с феерическим изяществом — в талии Чери была много гибче любой человеческой девушки, вероятно потому, что кентаврам тяжелее развернуться всем телом. Если бы ее нижняя часть была под стать верхней… ах, какая из нее получилась бы девушка!

— Учитель не солгал тебе. Кентавры никогда не лгут. Просто он немного подредактировал информацию в соответствии с приказом короля, чтобы не заполнять впечатлительные детские умы тем, чего, по мнению их родителей, им знать не надо. Это и есть обучение.

— У меня и в мыслях не было в чем-то упрекнуть учителя, — поспешно проговорил Бинк. — Он мне даже нравился: ему единственному никогда не надоедали мои бесконечные вопросы. Я от него очень много узнал. Но по части истории я, пожалуй, не очень любопытствовал. Меня больше занимало другое, то, на что он не мог ответить… Но он хотя бы рассказал мне про доброго волшебника Хамфри.

— Позволь спросить, какой у тебя вопрос к Хамфри?

Отчего бы и впрямь не рассказать ей?

— У меня нет магии, — признался Бинк. — Во всяком случае, я ее не чувствую. И я все детство страдал от того, что не мог ею пользоваться. Скажем, бегал я быстрее всех, но в беге всегда побеждал парнишка, умеющий левитировать. И так во всем.

— Кентавры с магией не дружат, — заметила Чери. — Мы ее не взяли бы, даже если бы нам предложили.