Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

— Цири, стой!

Они и сами не заметили, как оказались уже в лабиринте улочек, забитых мечущейся и воющей толпой. С мчащейся во весь опор лошади Йеннифэр видела валяющиеся в канавах тела, видела убитых, повешенных за ноги на столбах, балках. Видела корчащегося на земле краснолюда, которого пинали ногами и били палками, видела другого, которого уродовали донышками разбитых бутылок. Слышала рев истязающих, крики и вой истязаемых. Видела, как сомкнулась толпа над выброшенной из окна женщиной, как замелькали колья в руках обезумевших, потерявших человеческий облик людей.

Толпа густела, рев нарастал. Чародейкам показалось, что расстояние между ними и Цири уменьшается. Очередной преградой на пути Кэльпи оказалась группка растерявшихся алебардистов, которых вороная кобыла приняла за ограду и перемахнула через них, сбив с одного плоский каплан [135] Каска с широкими, опущенными вниз полями, напоминающая шляпу (capeline, фр.). . Остальные присели от страха.

Не сбавляя скорости, они вылетели на площадь. Здесь было черным–черно от людей. И дыма. Йеннифэр сообразила, что Цири, безошибочно ведомая пророческим инстинктом, направляется к самому ядру, в самую гущу происходящего. В самый огонь пожаров, туда, где бушевало и буйствовало убийство.

На улице, в которую они свернули, шел яростный бой. Краснолюды и эльфы защищали наваленную наспех баррикаду, обороняли уже обреченные позиции, падали и погибали под напором наваливающейся на них воющей толпы. Цири вскрикнула, прижалась к лошадиной шее. Кэльпи взвилась и перелетела над баррикадой, как гигантская черная птица.

Йеннифэр ворвалась в толпу, резко осадила лошадь, сбив при этом нескольких человек. Ее стащили с седла прежде, чем она сумела крикнуть. Получила чем–то по спине, по крестцу, по затылку. Упала на колени, увидела волосатого типа в сапожническом фартуке, собирающегося ее пнуть.

Йеннифэр уже была по горлышко сыта такими субчиками, которые пинают.

Из ее растопыренных пальцев вырвался синий шипящий огонь, бичом прошелся по лицам, телам и рукам окружающих людей. Запахло горелым мясом, на мгновение сквозь общий рык и гвалт пробились рев и визги боли.

— Ведьма! Эльфья ведьма! Чародейка!

Второй тип подскочил к ней с занесенным топором. Йеннифэр ударила его огнем прямо в лицо, глазные яблоки лопнули, закипели и с шипением вылились на щеки.

Немного поредело. Кто–то схватил ее за руку, она рванулась, готовая жечь и палить, но это была Трисс.

— Бежим отсюда, Йенна… Бе… жим…

«Я уже слышала ее, слышала такой голос, — пронеслось в голове Йеннифэр, — слова, которые выговаривают губы, словно деревянные, не увлажненные даже капелькой слюны. Губы, парализованные страхом, дрожащие от охватившей паники. Я слышала ее голос. На Содденском Холме.

Когда она умирала от страха.

Сейчас она тоже умирает от страха. До конца жизни она будет умирать от страха. Потому что тот, кто однажды не переборол в себе трусости, будет умирать от страха до конца своих дней».

Пальцы, которыми Трисс вцепилась в ее рукав, были будто стальные. Йеннифэр с величайшим трудом высвободилась от их хватки.

— Хочешь — беги! — крикнула она. — Схоронись за юбками твоей Ложи! Мне есть что защищать! Мне есть кого защищать! Я не оставлю Цири одну! И Геральта! Прочь, голодрань! С дороги, если вам шкура дорога!

Толпа, отсекающая Йеннифэр от лошади, попятилась перед молниями, вылетающими из ее глаз и рук. Йеннифэр тряхнула головой, рассыпала черные локоны. Теперь она превратилась в фурию, в ангела смерти, карающего ангела смерти с огненным мечом.

— Вон, прочь с дороги, пошли по домам, хамы! — взвизгнула она, иссекая толпу пламенным бичом. — Прочь! Иначе искромсаю огнем, как скотов!

— Это всего одна ведьма, люди! — раздался из толпы звучный металлический голос. — Единственная психованная эльфья колдунья!

— Она одна! Вторая–то сбежала! А ну–ка, ребя, живо за камнями!

— Смерть нелюдям! Горе чаровнице!

— Бей–убивай!

Первый камень просвистел у нее рядом с ухом. Второй ударил по руке. Йеннифэр покачнулась. Третий попал прямо в лицо. Боль вспыхнула огнем в глазах и накрыла все черным бархатом.

Она очнулась, застонала от боли. Оба предплечья и кисти рук разрывала боль. Она потянулась, ощущая толстый слой бинтов. Снова застонала — глухо, отчаянно. От обиды, что это не сон. И от обиды, что ничего не получилось.

— Не получилось, — сказала сидящая рядом с кроватью Тиссая де Врие.