Таги Джафаров - Бар на Лимбе.

В наступившем гнетущем молчании пронзительно звенела тишина. Всадник сидел неподвижно. Анубис неслышно подошел и поставил перед ним новый кубок.

– Иштар просит смягчить наказание для Инэты или сократить срок.

– Приговор – бессрочен. Так и передай.

– Понимаю. Больше ничего?

– ...

Гермес кивнул и, встав из-за стола, направился к выходу. Всадник медленно цедил из кубка двойной «молот». Анубис прислушался к его бормотанию, содрогнулся и покраснел.

Рабыня тупо смотрела в дорожную пыль перед собой. Стальная цепь крепко держала её за лодыжку. Прикованная у врат храма, она безучастно ждала, когда очередной паломник затащит её в будку, пристроенную рядом с вратами и служившую ей жильем. Паломников было много. Даже слишком. Любой бродяга, прохожий, нищий – могли воспользоваться ею.

Рабыня всё время силилась вспомнить, как и почему она здесь оказалась, кем была раньше… Но память отказывалась служить ей. Как и язык. Она могла объясняться только жестами. Сны тоже не приносили облегчения. В них, её постоянно преследовал незримый ужас, паучьими лапками впивался в тело, проникал в мозг, высасывал из неё душу… Она беззвучно кричала от страха и боли. Затем её бесцеремонно будил очередной посетитель. И распятая в паутине забвения Инэта, корчилась, видя и ощущая всё, что происходило с нею там. Лишенная речи, давилась немой болью. А когда рабыня вновь засыпала, то к Инэте приходил паук…

Они стояли у пруда в Сумеречном Саду. Выгоревший от факела Легата водоём, снова был полон.

– Почему не сказала мне раньше?

– Не хотела, чтобы ты знал.

– Я мог спасти…

– Ничего уже не исправить.

– Да. Поздно.

– Поздно, – эхом откликнулась она.

– Ты стала ещё красивее.

Иштар вздрогнула.

– Прошу тебя… никогда не пытайся больше... Я могу возненавидеть тебя. И тогда случится непоправимое.

– Этого больше не повторится.

– Прости. Но это наша последняя встреча.

– Да. Ты права. Нам лучше не встречаться.

– Ты помилуешь Инэту?

– Нет.

– Даже по моей просьбе?

– НИКОГДА НЕ ПРОСИ ЗА НЕЕ!!!

Она грустно посмотрела на него. И снова почувствовала, как тяжесть всего мира сочится скорбью от него.

– Что ты носишь в себе?

– Не спрашивай.

Она помолчала, а потом собравшись силами:

– Если это поможет тебе – я согласна.

И в тот же миг пожалела о сказанном. Пронзительная боль из мглы капюшона, двумя синими молниями ударила в нее.

– НЕТ!!! – грянуло над прудом. И после паузы – Не дано дважды войти в ту же реку. Прости.

Синие огни полыхали во мраке. Он медленно поклонился ей.

– Прощай Иштар.

И не дожидаясь ответа, развернулся, взлетел в седло.

– Прощай Легат, – тихо донеслось вслед. Конь, как ужаленный взвился на дыбы. Чёрный вихрь взметнулся и пропал. Иштар, присев под ивой на краю берега, смотрела в тёмную воду пруда. Крохотная слезинка сорвалась с ресниц и на миг зависла в воздухе.

Всадник взял со стойки кубок с «молотом».

– Бару не хватает музыки, – обратился он к Бармену. Тот пристально посмотрел на него.

– Легат, это не притон для демонов.

– Это Бар, а у Бара должна быть СВОЯ музыка.

– Музыка Всадников? – догадался Бармен.

Легат кивнул. Его собеседник задумчиво смахнул несуществующую пылинку со стойки и спросил:

– А где ты намерен её взять?

Безликий капюшон сверкнул синими огоньками.

– На земле.

– И кто же её напишет?

– Есть один композитор.

Бармен усмехнулся и покачал головой.

– После встречи с тобой, ещё никто не выживал.

– Зато он напишет величайшее произведение своей жизни.

Всадник отставил кубок и направился к выходу. Бармен задумчиво пробормотал вслед:

– И это будет его последнее творение.

В городе свирепствовала чума. Катафалки скорбно катились по улицам сопровождаемые мрачными факельщиками. Бедняков просто сваливали на телеги и хоронили в общих ямах. Смрадный дым костров стлался между домами. Колокола печально пели погребальную песню. Вена погрузилась в траур. Человек сидел в комнате, поглядывая на рояль. Странное предчувствие охватило его ещё с вечера. Он находился в ожидании чего-то неведомого. В дверь постучали.

Композитор неожиданно для себя порывисто вскочил и бросился к дверям. Он был сейчас рад любому посетителю нарушившему его одиночество. Распахнул дверь…

– Амадеус? – Незнакомец был закутан в черный струящийся плащ, схваченный на плече серебряной пряжкой в виде розы с капелькой рубина в сердцевине. Из-под низко опущенного капюшона не было видно лица.