Моранн Каддат - Сказка замийской пастушки

— … и оставь ее у развилки дорог меж двух больших опунций, там, где этих тварей видят чаще всего… — Отец ее также прервал свою речь, узрев перед собой так неожиданно ворвавшуюся посреди Ночи к нему в покои Марисандру.

У ног его лежала, связанная, одна из ее подружек, с которой они вместе ходили по кактусовые ягоды; девушка пусть и не блиставшая красотой, зато, как и Мар, благородного происхождения — гулам она определенно пришлась бы по вкусу.

— Куда… — Начала было она, краем сознания начиная понимать, какую участь уготовили ее подруге. Та, наморщив лоб и черные узкие брови, — смотрела теперь с напряженной обреченностью на ворвавшуюся так не кстати дочь вождя.

— Марисандра…

— Отец! — Крикнула дочь его. — Как ты посмел! Я думала, ты ограждаешь наше племя от всяческих напастей, тогда как ты…

— Да как ты сама посмела так разговаривать с отцом, о причина моего гнева, о распущенность от моего потакания тебе!

— Причем здесь потакание! Ты потакаешь гулам-демонам? Ты отдаешь им благородных кровей девушек из нашего племени, этим мерзостям из пустыни?

Где-то у переносицы ее отца собралось несколько не предвещавших ничего хорошего складок.

— Связать ее вместо Фелиандры, о мой народ, моя длань возмездия за дочернюю неблагодарность на все мои заботы о ней, — полным ярости, но в то же время и беспросветной печали голосом молвил он.

И тотчас же войлочные полотнища, выкрашенный рыжеватой хной, развешенные по каменному жилищу тут и там — отдернулись, и небольшая круглая комнатка, занесенная снаружи почти доверху песками пустыни — комнатка вместила в себя десяток воинов из его личного отряда. Я же говорила, что горячая голова Марисандры покоя ей не даст отведать…

— Куда делся кинжал, после того, как они отдали деваху гулам? — Спокойно и беспристрастно спросил старуху-рассказчицу путник-чужеземец в накинутом по самые глаза капюшоне, восседавший все это время на гарцующем под ним черном, как смоль, коне без гривы. Старуха-пастушка, закутанная в цельное полотнище, как в последнее время все чаще стали облачаться замийцы — она даже перестала в какой-то момент бормотать самой себе всю эту историю, и взгляд ее больше не следил за вислобрюхими черными свиньями да горбатыми быками-метаками, разбредавшимся все более по окружавшей их Белой пустыне в поисках корма.

— Куда делся кинжал? — Переспросила старуха, и в этот момент в ее выцветших глазах вдруг особенно ярко промелькнул какой-то сапфирово-синий отблеск. — Откуда же мне знать, куда делся этот злосчастный кинжал? Отец не отдал меня на поживу гулам, и еще до следующего утра огромный Первобытный гул, втрое превосходящий свое племя размерами и свирепостью, но не имевший одного глаза — гул унес из деревни всех женщин и детей, а мужчины-воины, включая моего отца, отправились на их поиски. Конечно, я отдала ему кинжал с Оком Первого гула, лишь бы это помогло ему отыскать их всех. Да только никто не вернулся, я так и осталась в этой деревне одна, да так и пасу с тех пор оставшуюся скотину…