Al1618 - Мечты — сбываются!

— Для доставания стрел применяют специальный инструмент, но чтобы раненый не мешал, делаешь так, — молниеносный удар лапой куда-то за ухо и парнишка обмяк, закатив глаза — триста ударов сердца у нас есть, это если конечно так умеешь, если не умеешь — можно дать одурманивающий отвар или просто позвать троих мужчин покрепче, чтобы держали. Теперь суем инструмент следом за стрелой и поворачивая вокруг древка пытаемся найти положение наконечника, ты ведь помнишь что он повернулся почти наверняка? Ну вот, теперь осталось захватить угловые шипы и острие… можно вынимать.

Наружу показался наконечник как бы охваченный этой лентой, весь перемазанный черной свернувшейся кровью. Но следовало еще продолжение.

— Теперь надо было б брать иголку с ниткой из кипятка и зашить рану, и главное не забыть — каждый стежок закрепляется отдельно узлом. Впрочем, у меня пока есть средство получше — клей который может клеить не только мертвое, но и живое. Вот, теперь все, сиди и держи свою руку на этой жиле, как только начнет трепетать или биться редко — зовешь меня, как очнется, дашь отвар напиться, главное не давай вставать, будет упрямиться — зови меня или кого-то из взрослых.

И в следующий миг гуль уже рядом не было вместе с ее змей и котелком, в котором она любила купаться. «Ладно», — подумал Кабир, «парнишка действительно хороший — если выживет, да и родство дальнее, будет хорошая пара». Но стоило поспешить следом, как оказалось, большинство раненых уже были обихожены и отпущены, под присмотр родни, самые тяжелые — оставлены на общественной половине шатра под присмотром родственников и самой гуль, что характерно даже самые вздорные женщины повиновались у нее одному движению уха.

Оставался самый последний — широкий наконечник распорол живот, выпустив наружу кишки. Будь они в походе — ничего бы иного кроме как облегчить страдания, здесь же несчастному предстояло долго умирать на глазах у родни. Но гуль все равно не сдавалась несмотря на клонящееся к закату солнце, продолжая копаться в потрохах своей змеей. Когда же Кабир вернулся с похорон погибших, предать тела которых земле надлежало, согласно воли Аллаха, до захода солнца, то он с удивлением обнаружил и последнего раненого спокойно спящим, а чудовищную рану — превратившуюся в тонкую красную нитку.

На вопрос, кто из раненых доживет до утра, чудовище пустыни сказала — «были б у меня годные для людей лекарства…» и неожиданно горько разрыдалась, после чего была уведена на семейную половину шатра. На позднем обеде в честь ухода многих в лучший мир вспоминали и безрассудную храбрость гостьи, и ее силу, уважаемые люди делали и намеки по поводу взятых трофеев, но пришлось отложить все вопросы. Отчаянный храбрец и силач в это время разводил сырость в обнимку с младшенькой внучкой. На вопрос что так расстроило гостью Лала, смешно важничая, заявила — «ей лошадок жалко», после чего убежала назад утешать свою новую «тетю».

Ладно — когда Аллах создавал время, он создал его достаточно.

Если человек по-настоящему счастлив, помешать ему не может ничто. Ни смертельная усталость, ни боль, ни неопределённость будущего, ни тяжелые воспоминания — потому что обычно счастлив ты все же «вопреки», а не «потому что». Счастливой можно быть даже во сне, как вот я сейчас. И пусть затекло все вплоть до ушей, которые не выпускают из себя маленькие кулачки, и пусть со всех сторон упираются и толкаются остренькие коленки-локотки, а по спине стегают, поднимая полосой шерсть, ревнивые взгляды — плевать на все, ради этого детского запаха можно стерпеть и гораздо большее…

Сознание возвращается рывком, разом смывая ощущение радости. Если б не боялась потревожить сон вцепившейся в меня ребятни, сейчас бы скулила и скрипела зубами. Как же мне плохо… Видимо уровень боевой химии в крови, наконец, упал и мне стало доступным ясное понимание произошедшего.

Там, в бою было не до переживаний, тем более с тем коктейлем, что вогнала в меня аптечка, будь она трижды проклята и благословенна. А вот сейчас наступает время расплаты, время осознания, что же я на самом деле натворила. Изнутри начинает пробиваться неконтролируемая мышечная дрожь, натурально трусит и как бы не ломает и, почувствовав мое состояние, детские ручки разом сжимаются, удерживая меня на миг на краю, даже успеваю подумать — «спасибо родимые», прежде чем поток воспоминаний о прошлом сумасшедшем дне выбивает меня из реальности.