Мэри Стюарт - Недобрый день

— Да и в этом не блещут! — вставил кто-то, безжалостно передразнивая невнятную латынь Борса, не успел Гавейн и дух перевести.

Раздался смех, заглушая поспешные попытки более трезвых голов свести перепалку к шутке. Но Гавейн лишь угрюмо хмурился, и запальчивая перебранка не стихала. Светловолосый юнец, кажется из числа знати, оборвал спор звенящим гневным криком:

— И что с того? Разве вы не проделали такой путь для того лишь, чтобы умолять нас не объявлять вам войну? А теперь выхваляетесь да чванитесь тем, на что, дескать, способны ваши вожди! Ну и что нам прикажете думать о пустопорожнем бахвальстве?

Тут Гавейн выхватил меч и проткнул собеседника насквозь.

Последовавшее всеобщее замешательство — сперва хозяева не поверили глазам своим, а затем спутники упавшего в смятении и ужасе бросились поднимать юношу, пытаясь понять, жив ли, — и эти несколько минут предоставили бриттам возможность к бегству. Гавейн с криком «К лошадям!» преодолел уже половину пути до сторожевых постов. Друзья его спешили за ним по пятам; едва зазвучали оскорбления, как они уже догадались, что стычки не миновать. Поколебавшись лишь мгновение, перепуганные послы бросились следом. Не будь убийца Артуровым племянником, его бы выдали на расправу как нарушителя перемирия; но теперь, как отлично сознавали послы, мирная миссия, с самого начала особых надежд не внушавшая, была безнадежно загублена, в ответе за нарушение перемирия оказался весь отряд, и, следовательно, опасность над ним нависла немалая. Валерий, воин старой закалки, привыкший мгновенно принимать решения, тут же принял на себя командование, и по его слову отряд оказался в седлах и галопом вырвался за ограждения, не успели гости толком понять, что произошло.

Гавейн, мчась сломя голову наравне с остальными, попытался было вывести коня из толпы и развернуть его вспять.

— Позор нам! Убегать после того, что они наговорили? Стыдись, стыдись! Если прежде они обзывали нас трусами, то как назовут теперь?

— Мертвецами, дурень! — Вне себя от ярости, Валерий не был склонен миндальничать, принц уж там или не принц. Крепко ухватив рукой чужие поводья, он увлек Гавейнова скакуна в стремительный галоп бок о бок со своим. — Стыдиться должно тебе, принц! Ты знал, что королю нужно от этого посольства. Если нам удастся уйти живыми, что весьма сомнительно, посмотрим, что скажет тебе Артур!

Своенравный упрямец Гавейн, нимало не раскаиваясь в содеянном, собрался было огрызнуться, но в этот миг отряд подскакал к реке и растянулся в линию, готовясь к переправе. Будь у них время, они бы успели перебраться вброд, но тут вдали показалась погоня, и бриттам оставалось лишь принять бой. Валерий, охваченный отчаянием и яростью, поворотил коня и отдал приказ нападать.

Обе стороны кипели бешенством; схватка была короткая, свирепая и крайне кровопролитная. Сражение не прерывалось ни на миг и закончилось лишь тогда, когда половина посольского отряда и куда большее число преследователей оказались перебиты. Римляне отъехали к опушке рощицы для минутной передышки, похоже, посовещались, и наконец двое из них развернулись и поскакали на восток.

Валерий, не получивший и царапины, но измученный и в буквальном смысле запятнанный чужой кровью, поглядел им вслед. А затем мрачно бросил:

— Поехали за подкреплением. Ладно. Мы тут бессильны. Уходим. Сейчас же. Приведите разбежавшихся коней и подберите вон того. Он еще жив. Остальных придется бросить.

На сей раз никто возражать не стал. Бритты поворотили коней и ускакали. Римляне не пытались задержать их, не последовало и обмена колкостями. Гавейн настоял-таки на своем и подтвердил то, что в подтверждениях не нуждалось. И обе стороны знали, что произойдет теперь.

Мордред сидел у окна королевского рабочего кабинета в Камелоте. То и дело налетал теплый ветерок и, напоенный благоуханием сада, окатывал его волнами душистой свежести. Яблоневая кипень уже осыпалась, зато вишни стояли в цвету, утопая в густых зарослях колокольчиков и серебристых стрелок ириса. Воздух полнился гудением пчел и птичьими трелями, а в городе названивали колокола, созывая народ к христианскому богослужению.

Королевские секретари уже разошлись, он был один. Мордред посидел еще немного, размышляя над делами, которые сегодня еще предстояло закончить, но мало-помалу, разнежившись в благоуханном тепле, погрузился в грезы. Ведь, казалось бы, совсем недавно он прозябал на островах, живя той же жизнью, что в детстве, с горечью думая, что потерял все на свете за одну-единственную ночь, когда братья-оркнейцы поставили на кон все — и за себя, и за своих друзей — в той безумной, жестокой попытке покончить с Бедуиром. А еще предвкушал летние труды: надо собрать урожай, насушить рыбы, нарезать торфа, заново отстроить стены и починить кровлю в преддверии суровой оркнейской зимы. А теперь?