Мэри Стюарт - Недобрый день

Все это Мордред зорко подмечал про себя. Для него близость Гвиневеры означала и радость, и муку. Промелькни между нею и Бедуиром хоть один понимающий взгляд, касание, жест, Мордред непременно бы его заметил или просто почувствовал. Но ничего не было — только молчание Бедуира, да ощущение скованности, исходящее от него, да еще, может статься, чрезмерная веселость в болтовне и смехе королевы, когда она и ее дамы удостаивали своим присутствием придворную церемонию. И в том, и в другом случае все это можно было списать на треволнения и заботы, сопряженные с высоким саном, и напряженность, вызванную отсутствием Артура. В конце концов Мордред, памятуя о последней беседе с королем, выбросил из головы сплетни «молодых кельтов».

И вот однажды поздним вечером, спустя несколько часов после ужина, когда королевской печатью воспользовались в последний раз, секретарь вернул ее в ларец, пожелал двоим оставшимся доброй ночи и ушел, в дверь постучали и слуга объявил о прибытии гостя.

Им оказался Борс, один из старейших рыцарей-Сотоварищей: вместе с Артуром и Бедуиром он прошел через всю великую войну, сражался с ними плечом к плечу у горы Бадон. Бесхитростный и недалекий, Борс верой-правдой служил королю, но известно было, что и он на все лады проклинает вынужденное безделье — под стать «молодым кельтам». К придворной жизни непривычный, он не выносил церемоний и тосковал о простоте и подвижности полевой жизни.

Борс по-солдатски отсалютовал Бедуиру и по своему обыкновению отрывисто произнес:

— Тебя требует королева. Хочет показать какое-то письмо.

Последовала короткая, недоуменная пауза. Затем Бедуир поднялся на ноги.

— Но ведь уже очень поздно. Королева наверняка легла? Должно быть, дело срочное.

— Так она и сказала. Иначе бы меня не послали.

Мордред встал заодно с Бедуиром.

— Письмо? Его гонец привез?

— Думаю, да. Посыльный изрядно запоздал, вы же знаете. Ведь вы и остальную почту получили только что.

Это соответствовало истине. Гонца ждали на закате, но он задержался в пути — река разлилась после дождей — и прибыл в Камелот не так давно. Поэтому и пришлось засидеться за работой допоздна.

— Гонец ни словом не упомянул про письмо к королеве, — заметил Мордред.

— А с какой стати? — резко отозвался Бедуир. — Если письмо к королеве, это не наше дело, разве что она сочтет нужным обсудить послание со мной. Хорошо, Борс. Я уже иду.

— Известить королеву о том, что ты придешь?

— Нужды нет. Я пошлю Ульфина. Ты ступай спать, и ты, Мордред, тоже. Доброй ночи.

Не договорив, он уже застегивал пояс, отброшенный было в сторону, когда мужчины уселись за вечернюю работу. Слуга подал ему плащ. Краем глаза Бедуир подметил, что Мордред задержался у порога, и повторил, на сей раз — резче:

— Доброй ночи.

Делать было нечего. Мордред вышел в коридор вслед за Борсом.

Борс поспешал вперед размашистым уличным шагом. Мордред бросился вдогонку и не услышал, как Бедуир торопливо сказал слуге:

— Ступай сообщи королеве, что я сейчас буду. Скажи ей… Наверняка ее дамы удалились на покой вместе с нею. Позаботься о том, чтобы королева встретила меня в окружении свиты. Не важно, что прислужницы спят. Разбуди их. Ты понял?

Ульфин состоял старшим дворецким короля уже много лет.

— Да, милорд, — коротко отозвался он и ушел.

Мордред и Борс, вместе идя через сад внешнего двора, видели, как дворецкий спешит к покоям королевы.

— Не по душе мне все это, — коротко заметил Борс.

— Но ведь пришло письмо!

— Я никакого письма не видел. А гонец прибыл при мне. Если он и в самом деле привез письмо королеве, зачем бы ей обсуждать послание с регентом прямо сейчас? Дело-то к полуночи. До завтра не могли подождать? Говорю, не по душе мне все это!

Мордред искоса глянул на собеседника. Возможно ли, чтобы слухи дошли даже до этого преданного служаки?

А Борс тем временем добавил:

— Ежели что-то случилось бы с королем, тогда, уж верно, и Бедуира бы известили напрямую. Что им такого понадобилось обсуждать наедине и в полночь?

— И в самом деле, что? — подхватил Мордред.

Борс внимательно глянул на собеседника, но проворчал только:

— Ну ладно, ладно, пойдем-ка мы спать, а в чужие дела лезть нечего.

Когда они добрались до зала, где ночевало большинство холостяков, оказалось, что многие еще не спят. Гахерис был трезв, но уже на грани, Агравейн — пьян как всегда и изрядно словоохотлив. Гарет играл с Коллесом в трик-трак, и еще двое развлекались партией в кости у потухающего очага.