Даррелл Швейцер - Стать чернокнижником

Я встал; ноги мои подкашивались. Я закрутил на поясе разорванные брюки, стараясь выглядеть по меньшей мере прилично, но ткани почти не осталось. Потом я засунул за пояс меч.

Так я и стоял, тяжело дыша от напряжения, и морщился, потому что натянулась кожа на моих искусанных боках.

— Вы должны отвести меня к отцу, — сказал я.

— Я могу лишь показать тебе дорогу, — грустно покачал он головой.

— Куда мне идти?

Старик указал наверх — туда, где было открытое окно.

— Туда?

— Да, — сказал он, — туда.

— Но…

Я подошел к двери, которая располагалась в стене горизонтально, и открыл ее: створка опустилась вниз. Перед моим взглядом раскинулся густой лес, росший горизонтально, а грунт поднимался вертикально. Среди стволов витала светящаяся дымка, похожая на рассветный туман, который вот-вот развеется. На ветвях порхали и чирикали птицы со сверкающими перышками. В лицо и грудь мне подул теплый сырой ветер.

Седобородый мужчина положил мне руку на плечо и увел меня в сторону.

— Нет, — сказал он, — ты никогда не найдешь отца, если пойдешь в ту дверь. — Он вновь указал на потолок. — Тебе туда.

Я начал неловко карабкаться вверх; мышцы болели. Кисть правой руки в том месте, где ее коснулись губы змея-стражника, онемела.

Я ухватился за изображение бога, а потом закинул на него всю руку. Подтянулся и уселся верхом на Сурат-Кемада, свесив ноги.

— Ты так и не ответил на мой вопрос. Почему ты решил, что я твой сын?

— Это очень давняя история и очень горестная.

Я спросил его ни к чему не обязывающим тоном:

— Вы могли бы… рассказать мне об этом?

Он сел на край кровати и устремил на меня взор:

— Меня звали Аукин, сын Невата. Жил я намного дальше известных тебе земель, дальше устья Великой реки. На другом берегу моря среди тех, кого у вас называют варварами. У меня была жена. Я очень любил ее. Разве это удивительно, пусть даже и для варвара? Вовсе нет. Когда она умерла, нося моего первенца, и сын мой тоже умер у нее в утробе, горе мое не знало границ. Боги моей родины не могли утешить меня, ведь они суровые лесные духи леса и холмов и утешать кого-то — не их дело. Поэтому я отправился в вашу страну — сначала в Город в Устье, где долго молился перед образом Бел-Кемада и отдал много золота его жрецам. Но он не ответил мне, и, когда у меня закончились деньги, жрецы выставили меня вон. И тогда я пустился в странствие вдоль всей Великой реки, по лесам, равнинам и болотам. Я поселился вместе со святыми людьми, обитавшими высоко в горах. У них я научился видеть сны. Они думали, что научат меня довольствоваться тем, что у меня есть, но я-то придумал для себя отчаянный план. А именно: я собирался стать самым могущественным сновидцем из всех и проделать путь за пределы Лешэ — к озеру Ташэ, а потом и дальше. Я хотел найти моего сына, который пытался прийти в этот мир, но не смог, и привести его обратно с собой. Мертвые, как положено, возвращаются к Пожирающему Богу, так что вернуть жену у меня надежды не было. А вот нерожденного, как я думал — и до сих пор так считаю, — я мог бы отыскать. Пока что удалась лишь первая часть моего плана. Я здесь. Но я не нашел сына. Когда я увидел здесь тебя, живого, во мне снова пробудилась надежда, но очень ненадолго.

— Я здесь благодаря Сивилле, — сказал я.

— Да, я это понял по той отметине, что она на тебе оставила.

— По какой еще отметине?

Он встал, порылся в куче обломков и подал мне осколок зеркала.

— Ты разве не знал? — тихо спросил он.

Я смотрел на свое отражение. Пятно на лбу, где поцеловала меня Сивилла, горело так же ярко, как глаза эватим.

Я отдал ему зеркало и в тот же момент заметил, что и от кистей моих рук тоже исходит бледное сияние там, где к ним прикасалась моя мать. На том месте, где к руке прикасались губы змея-стражника, когда он взял у меня монеты, на коже остался ожог, уже заживший и превратившийся в гладкий белый шрам.

Я сидел неподвижно и смотрел на руки.

— Если я и в самом деле чернокнижник, — сказал я, — то постараюсь помочь тебе. Ты не должен меня бояться.

Он протянул мне кубок:

— Выпей вот это.

— Но мне нельзя. Если я хоть что-то здесь выпью, то я…

Старик вздохнул:

— Как ты еще невежествен, чернокнижник. Это же воды из Лешэ — из реки, наполненной сновидениями. Эта вода принесет тебе многие видения. От нее у тебя по-настоящему откроются глаза, но ты не будешь привязан к миру мертвых. Привязывают к нему воды Ташэ, а не Лешэ.

— А мне обязательно нужны видения?