Елена Хаецкая: Падение Софии (русский роман)

Уже неделю спустя меня ввели в права наследства по всем правилам бюрократического искусства, и я, не окончив университетского курса, отбыл в дядино имение.

Я выехал из Петербурга на арендованном электроизвозчике, взяв с собой только самое необходимое: смену белья, фляжку с дешевым коньяком, любимые теплые носки из козьего пуха и бархатный альбом с дагерротипами — там были карточки моих родителей и мои, снятые в нежном возрасте.

Кроме того, в кармане у меня лежала небольшая серебряная коробочка, в которой хранились обручальные кольца родителей и несколько драгоценностей, подаренных в свое время отцом матушке. Вещи эти я сберег в полной неприкосновенности, как бы сильно я ни нуждался в деньгах. Предполагалось, что со временем я преподнесу их будущей супруге.

Все пожитки мои, таким образом, уместились в небольшом саквояже. Учебники, постельное белье и несколько предметов посуды я щедро оставил университетским товарищам. Будучи реалистом, я понимал: разлука наша, вероятнее всего, навсегда, а встреча, если таковая и состоится, может произойти лишь по чистому стечению обстоятельств. Друзья меня не разубеждали — они тоже все поголовно были реалистами.

— Повезло тебе, Трофим! — говорили они, хлопая меня по плечам и слезливо поблескивая пьяными глазами (мы, разумеется, основательно выпили перед расставанием). — Вот повезло дураку! И отчего, скажи пожалуйста, дуракам такое везение?

В ответ я лишь глупо смеялся. Пожалуй, не будь я пьян, то чувствовал бы себя неловко.

Наконец прощанье закончилось, я влез в электроизвозчика, набрал на панели навигатора шестизначное число, обозначающее координаты места назначения, и с облегчением откинулся на мягких креслах. Извозчик тронулся с места.

Я глядел на проплывающие за окном парадные виды Санкт-Петербурга с совершенно новым чувством, которому даже не мог подобрать определения.

Скоро знакомые набережные и перспективы исчезли, сменяясь солидными улицами, дома на которых похожи на гигантские сундуки; далее потянулись новые районы, замечательные по преимуществу церквями пряничной архитектуры да кружевными мостами, перекинутыми не над рекой, а над оживленными трассами сухопутных дорог.

Я задремал, убаюканный ровной ездой моего извозчика, а когда открыл глаза, то увидел плавающие за окнами полосы тумана. Все экипажи, встречавшиеся мне на дороге, наполовину были погружены в туман и как бы лишились колес (так это представлялось зрительно).

Имение, унаследованное мною от дяди, располагалось в Лембасово, в местности равнинной, малоурожайной и сильно болотистой. В благородную эпоху средневековья именно сюда отгоняли вражеские орды, и те бесславно погибали в сих негостеприимных топях. Печально, должно быть, для какого-нибудь гордого рыцаря в доспехе и с перьями на шлеме окончить дни свои посреди сурового турнепса!

Извозчик свернул с основного тракта и ехал теперь по проселочной дороге. И вот что я вам скажу, господа: сколь бы далеко ни зашел прогресс, но никогда не победить ему русской проселочной дороги!

Тряска несколько освежила меня. Я все менее испытывал на себе воздействие винных паров. Туман то отступал в гущу леса и безмолвно грозил оттуда, обвивая стволы деревьев, то выползал на дорогу и хватал длинными, мягкими пальцами колеса моего извозчика.

Не знаю, почему, но здешние леса показались мне зловещими. Некогда они были вырублены, затем снова насажены; за минувшие столетия они разрослись в чащобу. Нерадивые лесники дурно следили за тем, чтобы выдергивать сорный кустарник, и, как следствие, — ельник здешний сделался полностью непроходимым. Один только Бог знает, какая живность расплодилась там, под тяжелыми хвойными лапами, куда нет доступа человеку!..

В полудреме мне рисовались гигантские ядовитые грибы с широкими бледными шляпками, обиталище и пища улиток, чьи склизкие прикосновения обжигают огнем и оставляют болезненные красные пятна. Виделись мне в фантазиях и иные существа, еще более опасные…

Я проехал еще с версту, когда внезапно, возле столба с надписью «65», то есть за две версты от «Осинок», извозчик мой был остановлен.

Автоматический электроизвозчик тем и хорош, что сам по себе он никогда не останавливается, если только не прибыл к месту назначения. Это чрезвычайно удобно, например, если нужно выдворить загулявшего приятеля. Оплачиваешь поездку, грузишь бесчувственное тело, вводишь координаты и спокойно идешь себе домой — вкушать крепкий чай и заслуженный отдых. Если бесчувственное тело и очнется, оно нипочем не сможет покинуть место своего благодетельного заточения; таким образом, долг гуманизма тобой исполнен полностью.