Дмитрий Хворост - История первая. Беглец. История вторая. Странник.

— Этого не может быть… — прошептал я, во все глаза разглядывая свою собеседницу, которая теперь сверкала оранжевым светом, как какой-нибудь святой из церковных книжек. На меня полным восхищения (ну или из-за своеобразного способа освещения так казалось) взглядом смотрела женщина-слизень. Пышные формы, миловидное личико с очень выразительными (для слизня) глазами и длиннющими отростками-волосами, сливающимися с основанием. Не будь она из мутной, желеподобной массы — вполне сошла бы за красотку. — Ты же та самая…

— Да, это я! Ты меня помнишь!? — её буквально распирало от счастья. Того и гляди лопнет. — Ты дал Атраме обещание, и она ждала. Долго ждала. Но ты всё-таки пришёл!

Я решил тактично промолчать про то, что оказался тут совершенно случайно, а слово, данное давным-давно, к своему стыду позабыл. Сгори моя душа в пламени бездны, а ведь я ей теперь по гроб жизни обязан!

— Да… пришёл. Прости, что так долго, — как бы эта виноватая гримаса меня не выдала. — Как ты тут?

— Хорошо! У Атрамы есть уютный дом, есть еда! — выпалила она. Видимо, для отличного настроения ей ничего больше и не нужно. Ну, кроме моей скромной персоны. — А ещё я лучше научилась говорить, слушая людей в домах. Даже читать немного умею.

Милостивые всеединые, это похоже на то, как дети обычно отчитываются перед родителями после удачного дня в школе.

«Я получил хорошую оценку за то-то, меня похвалили за другое…»: Как там, в книге, было написано? Характер простодушный, преданный. Автор был отличным знатоком.

Атрама, тем временем, самозабвенно щебетала о своей ежедневной жизни. О том, насколько удачно охотится, о том, как скучала всё это время, о каких-то своих вещах, в которые я, из-за неважного самочувствия, не смог вникнуть до конца.

— Постой-постой-постой, — пришлось резко прервать её. — Ты залезаешь в человеческие дома? Ты ешь людей!?

— Нет! — девушка посмотрела на меня так, будто я её назвал портовой шлюхой. — Атрама не ест людей никогда! Она помнит, чему ты её учил. Только слушаю и наблюдаю. Тут внизу — темно и скучно. У людей дома — светло и весело. Они такие занятные. Могу долго смотреть!

Мне ничего не оставалось, кроме как одобрительно кивнуть, за что тут же расплатился очередной вспышкой боли. Увидев мою исказившуюся гримасу, слизниха (интересно, есть такое слово или нет? Они, вроде как, бесполые) обеспокоенно нависла надо мной.

— Что-то не так?

Сначала я хотел ответить простым саркастическим взглядом, но потом вспомнил, с кем разговариваю. Слизни разумны, но их интеллект несколько уступает человеческому. То, что она научилась связно говорить — уже огромный прогресс. Между прочим, есть такие вещи, которые не вяжутся…

— Послушай, ты какая-то странная, — Я захотел отвести разговор в сторону от своего самочувствия и, заодно, выяснить парочку вещей, которые меня смущали. Атрама напряглась, как будто её оскорбили. — Нет, не в плохом смысле. Когда мы с тобой встретились, сколько тебе было лет?

— Было лет?.. — непонимающий взгляд.

— Эээ, сколько времени прошло с момента, как ты отделилась от матери?

— Мало! Два раза успела поспать и даже не проголодалась!

Основываясь на этом ответе — от шести до десяти дней, если бы дольше, то ей уже точно потребовалась бы еда. И уже умела связно говорить, и принимать форму. Эх, фолиант по монстроведению бы сейчас.

— Людские дети за такое время даже ползать не могут научиться… — вслух пробормотал я. Но девушка внезапно ответила.

— Мы получаем часть памяти своего родителя. Моя мама была умной. Значит и я умная! — посмотрю я, что станет с тем, кто посмеет в этом усомниться. Вид живописной лепёшки на полу канализации ещё долго не выйдет у меня из головы. — И сейчас я в её форме.

Логично. Слизню нужно досконально изучить кого-нибудь, чтобы принять его обличие. Проще говоря, кого они съели, в того и могут обратиться. Что ж, мне стоит собой гордиться — я воспитал в ней образцового человека всего за три месяца. Но была ещё одна нестыковка.

— А почему ты так говоришь? Иногда нормально строишь фразы, а иногда, как раньше?

— Атрама сейчас очень счастливая — думать лень. Когда Атрама серьёзная, она много думает и поэтому говорит нормально.

Ну, вот, все загадки и разрешились, моё любопытство было погашено. Забывшись, я попытался сесть. Реальность вокруг смазалась и закружилась в дурманящем круговороте. Мне вновь пришлось опуститься на подушку, кстати, настоящую, пусть и немного грязную. А покрывало оказалось ничем иным, как свалявшейся и мокрой бараньей шкурой, видимо выкинутой кем-то в канализацию.