Виталий Сертаков - Мир уршада

Говорят, что если клубок из линий нарисован верно, то есть над ним несколько дней или недель трудилась вся семья, то лучшего сторожа в норе не надо. Это и называется «глаз пустоты», на их потешном языке звучит красиво, но македонянам не выговорить. Любой вошедший в катакомбы, будь то злодей или честный рыбак с разбившегося корабля, упирался взглядом в «глаз пустоты» и каменел. Что при этом мерещилось случайному гостю пещер — никому точно неизвестно, поскольку нет тех, кто долго смотрел в «глаз пустоты» и остался после этого разумен. Торгуты мне рассказывали и совсем уж нелепые небылицы — о том, что в некоторых семьях перевертышей есть мастера, способные не просто повредить разум человека рисунками, но и втянуть человека внутрь плоского изображения, как втягивает нас порой в Янтарный канал. Долетали иногда рассказы и похуже, пострашнее. Якобы в некоторых семьях, занимавших главенствующее положение в лабиринтах пещер северного Арама, рождались юноши, способные не только заманить враждебных гостей в несуществующие пустоты, но и выманить оттуда такое…

Совсем не людей. Нечто такое, что потом никому не удавалось загнать обратно, и даже непонятно было, живое оно или нет, но к счастью, оно погибало само, успев покалечить массу народу, либо, напротив, пугливо забившись в угол. Мне сложно рассуждать о том, чего я не видела, это лишь слухи…

И всегда находились такие, кто готов был поклясться матерью и отцом, что видели людей, которые тоже видели людей, а те-то уж точно сами видели тех, кто наблюдал, как доверчивый путник простирает руки к голому, потрескавшемуся известняку и… проваливается в самый центр трехцветного клубка, словно зацепился носком за порог, перед натянутой пестрой циновкой. Особенно сильны в этом редком колдовстве так называемые семьи Кой-Кой, у них это нечто вроде религии, там мальчиков, отмеченных даром, с раннего детства отстраняют от общего труда, вручают мелки и позволяют месяцами искать свой собственный узор. Лама Урлук считал, что перевертыши из семей Кой-Кой в глубокой древности общались с богами, сошедшими с небес, и те научили шоколадных дикарей, как, не имея под рукой темной воды для Янтарного канала, создавать Янтарный канал из ничего. Из сухого мела, из сонного ветра, блуждающего в кавернах, из вечной мечты о довольстве и лени, ибо что есть рай, как не бескрайняя лень?

Но протекли неспешные века, ритуал застыл в памяти народа, вкупе с прочими нелепыми и жестокими правилами, вроде того, что жена убитого достается его младшему брату, а каждая девочка, достигшая четырнадцати лет, должна переспать со всеми мужчинами семьи, и иначе никак нельзя, ведь семья есть семья… Так что ритуал обучения мальчиков рисованию застыл, но никто не помнит теперь, что же делать с неведомым объемным миром, который открывается за «глазом пустоты», если это Янтарный канал, то куда же он ведет? И куда пропадают те, кто слишком настойчиво стремился прорваться в семейные гнезда, расположенные в глубинах катакомб? И что забыли перевертыши за долгие века, какое волшебное заклинание упустили, раз вместо гостеприимного рая открыли для мира лишь узкие створки совсем в другое место?

За это семьи Кой-Кой и отстреливают шейхи и халифы, при молчаливом согласии тамошнего сатрапа Александрии. Никому не по нраву иметь под боком тихонь, не только плохо платящих дань, но и способных выпустить из «глаз пустоты» демонов…

Мы держались за руки, стоя над обрывом. Внизу, в сотне локтей, вздымалась пеной река моего детства. Поликрит горячо дышал мне сзади в ухо и бормотал молитвы Дионису. Перевертыш просто икал от страха, обняв своего паукообразного дружка. Похудевшая от пережитого ужаса Кеа нервно восстанавливала запасы подкожного жира, уминая гору перезрелых манго.

— Как правильно зовут твоего коричневого слугу, воин?

— Он не слуга, он мой друг. Его зовут Кой-Кой.

— Так я и знала…

— Что ты знала?

— Неважно. Где мы будем искать канал?

— Мы уже нашли. Он здесь, в реке.

— Ты негодяй, Рахмани. Ты мог мне подарить этот канал, рядом с деревней.

— Тогда ты не увиделась бы с Зораном.

— И не встретила бы меня, — пророкотал центавр.

— Что-то мне совсем не хочется туда прыгать… — заглядывая в водопад, пискнул Кой-Кой. — Эй, насекомым, может, ты спустишься, проверишь, а?

— Каждого из нас, кто останется тут, будут пытать, а затем убьют, — с наслаждением перекатывая слова, сообщил Два Мизинца своему трусливому приятелю.