Иулсез Клифф - Одна сотая секунды

Наверное, я слишком долго молчала и слишком глубоко погрузилась в размышления, потому что следующие слова потребовали от меня некоторых усилий, чтобы вернуться в реальность и сообразить, о чем идет речь.

— Я пришлю данные клиента. Следующего. Он тебе должен понравиться.

— Присылай, — я присела на стул перед компьютером, шевельнула мышкой, пробуждая ото сна свою верную машину. Растворилась чернота экрана, явила открытую на поиске вкладку браузера. — И не только данные.

— Разумеется, — легкий смешок в трубку, — я же говорю, тебе понравится.

— Жду.

Посыпались короткие гудки. Не в привычках Андрея было прощаться в традициях современного общества.

Да… тогда, когда два пути перехлестнулись на шикарной по виду и пустой по сущности пьянке в ресторане по поводу очередного успешного поворота в бизнесе Вишнева, пролилось немало слов, прежде чем выяснилось, что одну приманили драгоценности, а другого деньги. Но, тем не менее, переговоры, сопровождаемые обжигающим дыханием и легким дрожанием тончайшей иглы инсулинового шприца, начали приносить свои первые плоды.

Сделала себя я все-таки, большей частью, сама. Хотя не могу не признать, что если меня сравнить, скажем, с алмазом, то Андрею удалось отшлифовать его и превратить в бриллиант. Да, это именно он огранил меня, отточил мои действия до звенящего совершенства, до смертельной остроты, до вдохновляющей безупречности. Именно он напоил мои методы тем, что и эффект, и эффективность достижения задуманных целей стали превосходить мои самые смелые ожидания. Как всегда, мягко и ненавязчиво, покоряя теплом лучистых глаз и завораживая мелодичностью уверенного голоса, он вел меня при помощи незначительных фраз и легковесных советов, за которыми, как впоследствии выяснялось, крылась огромная, едва ли не бездонная глубина. Он не скупился на меня ни временем, ни силами, ни деньгами, как не скупятся иные мужчины на свои любимые игрушки вроде роскошного автомобиля или любовно собираемой коллекции фигурок персонажей культового фильма. Правда, порой тепло речей оборачивалось раскаленным железом, а нежность действий выдавала крепкую цепь, сжимающую мне горло. И тогда я билась, подыхала дворовой шавкой, захлебывалась собственной несвободой, пока вдруг не соскальзывал рвущий душу шипами ошейник, не падала моя голова в заботливо подставленные мозолистые ладони…

Гений. Сумасшедший. Тот, без кого дышать не смогу, но и кого боюсь до судорог во всем теле. Как ни напыщенно это звучит, каким пафосом не вязнет в зубах, но мы уподоблялись двум танцорам на лезвии ножа, смертельному тандему, в котором каждый готов был как к всепоглощающему доверию, так и к предательскому удару в спину.

Выбора просто уже не было, не существовало возможности расцепиться и продолжить движение по своим собственным траекториям.

Андрей откорректировал и мое имя. Когда-то я была Каролиной. Наверное, это хорошее имя, царственное. Другое дело, что оно не смогло озвучить мою суть, отразить верно то, что необходимо было показывать чуждым глазам. Пришлось стать Карой. Кара, да… та, что несет кару за прегрешения, за жадность, похотливость и нежелание думать.

«Я читал книгу как-то. Там собаку так звали — Карма. Хорошая была сука, умная». Это так мне однажды сообщил шеф, после того, как почему-то назвал меня таким странным и непривычным именем. Обида, мелкая, но зудящая, пронеслась вдоль хребта и уперлась во что-то в груди. Наверное, под сердцем зацепилась, и выдала моим голосом, что я, вообще-то, не собака. Андрей лишь ухмыльнулся и порекомендовал мне почитать тот роман. Повинуясь неясному чувству, я все же прочитала — сначала неохотно, как выполняя бесполезный урок, а после — уже проникаясь и признавая право за боссом, а следом и за собой отзываться на пять простых букв, несущих в себе не меньшее воздаяние, чем прежнее обозначение моей персоны.

Клиент мне не понравился — ни молодостью, ни фактом того, что он некогда имел несчастье оказаться моим одноклассником.

Есть одна умная поговорка: не стоит гадить в собственном гнезде. Может, для кого-то это и означает всего лишь необходимость не плевать на пол в родной хибаре, и без зазрения совести сорить семечками на асфальт возле подъезда, но для меня сие предложение имеет довольно внушительный смысл. Мое гнездо было очень большим, распростершим сучья и ветки на многие города нескольких стран, зацепившим побегами всех тех, кто волею судьбы знал меня прежней, не то что не отшлифованной девчонкой, а даже не переродившейся из углерода в алмаз.