Это была их обычная шутка, которая повторялась всякий раз, когда Джеми, заходя по тому или иному поводу в лавку, напускал на себя вид озабоченного владельца. Но несмотря на все поддразнивания, оба понимали, что, если когда-нибудь их лавка станет такой же чистенькой, как более новые магазинчики на этой улице, она потеряет половину своего очарования.
В лавке «Веселые танцоры» царил беспорядок, там было довольно пыльно, но грязной ее назвать было нельзя. Книжные полки, уставленные толстыми фолиантами в кожаных переплетах, занимали две стены, а в застекленных эркерах, выходивших на улицу, были выставлены образчики тех достопримечательностей, которые имелись в лавке, но выставлены в таком прихотливом беспорядке, что это отвращало многих покупателей, а многих, наоборот, привлекало. Не слишком привередливые могли и в самом деле отыскать здесь сокровища. Будто осенние листья, разметенные ветром, в лавке в беспорядке теснились старинные стулья, комоды, буфеты, письменные столы, качалки, плетеная мебель, подставки для зонтов, утыканные свернутыми в рулоны картами, тростями с набалдашниками, а также ритуальными предметами африканских колдунов.
За кассой свободного места тоже не было. Дверь с филенками из орехового дерева вела в подсобные помещения, в умывальную и в крошечную кухоньку, рассчитанную только на тех, кто не страдает клаустрофобией. По обе стороны от двери вдоль стен тянулись полки, чем только не забитые — начиная от стопок книг и календарей и кончая более примечательными предметами. Тут же на возвышении стоял письменный стол Сары, так что, задумавшись, она могла смотреть в окно. На столе, на площади четыре на три фута, располагались ее пишущая машинка, пепельница, кофейная кружка, разваливающиеся стопки справочников, мягкий игрушечный мишка по имени мистер Тистл, с клетчатым от заплаток животом, стопка журналов «Нэшнл Джиогрэфик» и латунный стаканчик для карандашей.
Кроме того, на задней стенке стола были ячейки для бумаг, забитые письмами (отвеченными и неотвеченными), конвертами, еще какими-то бумагами, здесь лежали водительские права Сары (которые она постоянно забывала взять с собой, когда пользовалась машиной), небольшой кассетный плеер, соединенный с двумя аудиоколонками, опасно балансировавшими на железных кронштейнах над эркерами, и папки для хранения материалов, необходимых для начинающего писателя, — сотни заметок на обложках книжечек от картонных спичек, на крошечных листочках, вырванных из записной книжки, — сведения о том, у кого находится тот или иной ее рассказ и сколько раз он был отвергнут, список принятых рассказов (их было одиннадцать! ), адреса всех корреспондентов Сары: сначала расположенные в алфавитном порядке, они теперь почему-то оказались полностью перемешанными.
В тот день, когда Сара вспомнила о чулане и о стоявших там, покрытых пылью коробках, которые никогда не открывались, она как раз и нашла кожаный мешочек. Думать об этом было гораздо легче, чем о том, какой же роман она собирается писать — триллер, готический, фэнтези или некую своеобразную комбинацию из всех трех. Коробки поступали в лавку с распродаж случайных вещей, из загородных домов, с сельских аукционов и бог знает откуда еще. С романом дело не клеилось, и Сара решила заняться коробками.
Прикрыв пишущую машинку от пыли куском проеденного молью бархата с замахрившимися краями, Сара, сидя за прилавком на высоком стуле, разбирала уже третью коробку. Как и в двух предыдущих, хлама и пыли в ней было гораздо больше, чем каких-либо ценностей. Сара вздыхала и старалась сделать что могла, не обращая внимания на грязь, покрывшую руки и попавшую под ногти. Она постукивала ногой в такт песне, исполняемой шотландской группой «Глупый колдун», которую поставила на плеер, и о чем-то мечтала.
Хотя Сара относилась к той небольшой части человечества, которая смотрит на обыденность сквозь призму воображения, взбалмошной она не была. Она могла придумывать историю какой-нибудь безделушки, строя в уме всевозможные невероятные варианты ее происхождения, и одновременно размышлять, какую цену ей назначить, аккуратно печатала сумму на маленькой этикетке и приклеивала ее на нижнюю часть указанной безделушки.
Роющаяся в коробке Сара вряд ли годилась для обложки журнала «Антиквар», но во всяком случае можно было набросать с нее портрет человека предприимчивого. Темно-русые густые кудри ниспадали ниже плеч со своевольной правильностью, словно заросли боярышника. Сара была небольшого роста, хрупкая, тонкая в кости, с ярко-зелеными глазами и отнюдь не классически красивым, а скорее, необычным лицом. Как всегда, на ней были выцветшие джинсы, бесформенный старый свитер и практичные коричневые кожаные ботинки, отчаянно нуждавшиеся в том, чтобы их почистили.
Читать дальше