Александр Тюрин - Черный берет и чудище морское

Мир вдруг опустел, стал гиацинтового оттенка. Как будто послышалось несколько щелчков и старлею показалось, что он видит самого себя с пробитой головой, сползающего головой в канаву. Мир стал тоньше, потрескался, и сквозь потрескавшуюся оболочку пролились серебристые струи. Они протекли сквозь стрелявшего «романтика» и тот завяз как в киселе, стал медленным. И те же струи, закрутив самого Лазаревича, словно вывернули его наизнанку… Не видно рук и ног, вместо этого гребень и плавники, свивающийся в кольца хвост, частокол шипов. Это его хозяйство или не его?

Серебристые нити медленно подтягивают вражеского командира, а кольца змея свиваются и распрямляются…

Очнулся старлей, когда, вылетев из канавы, лупил рукояткой пистолета по шикарной мулатовой шевелюре – глаза у того уже закатились – причем на полпути между пикапом и минивэном…

А потом Боря запихивал в машину обессилевшего старлея с разукрашенной физиономией. «Это почему я еще жив, если получил пулю в башку», – с трудом подумал Лазаревич. Но ведь, кажется, еще соображаю. Кажется, не кажется? Соображаю или не очень? Может, срикошетило? А потом запах пришел… похоже, хорошо в нехорошей канаве искупался.

Боря Келлер с простотой подростка-срочника дал газу и давай проламывать на третьей скорости препятствие в виде внедорожника, из которого еще палил мужчина с выпученными глазами. И проломил. Мужчину, высунувшегося из машины, больно придавило к стене и из него вышло всё съеденное, включая цыпленка – поздороваться.

Через мгновение сцена исчезла за поворотом. Борис гнал к порту, казалось о правилах дорожного движения он не имел никакого представления. Но сейчас это было в жилу.

Капитан Лазаревич первый раз заметил Рыжую на пероне в Таганроге. Рыжий – цвет приметный, особенно для Ивана; он всегда, видя такой окрас волос, покойную маму вспоминал и доктора Настю. Да и выделялась эта девушка на фоне вокзального люда, обрамленного авоськами и чемоданами, диссонанс некоторый имелся. Это в советское время такие девицы ездили пионервожатыми поработать в пионерлагере на море. А сейчас старались найти себе содержателя с мерседесом и укатить в Анталью. Рыжая стояла с небольшой сумкой и искоса поглядывала на проходившего мимо Лазаревича. Он даже споткнулся, потому что стал машинально озирать свои берцы – не заляпанные ли…

Второй раз он увидел ее у себя в купе. Дверь была не заперта, попутчики отсутствовали и Лазаревич, лежа на полке, старательно смотрел на залитую солнцем степь в окне напротив. Его предки отвоевывали ее у кочевника, чтобы распахать, чтобы отплыть от её берега под белым парусом – а сейчас снова одичало поле, а на море реет чужой флаг. Если закрывал глаза, то видел войну, с которой возвращался. По преимуществу серую стену с провалами окон, из которых летит свинец. В этом мире под закрытыми веками Лазаревич бежал на свидание с хозяйкой стены – смертью. Падал, отползал; туда, где он только что был, ложилась свинцовая стежка; чувствуя горячую пыль и горькую копоть на губах, несся дальше; швырял гранату в оконный проем, карабкался в черный зев окна и снова бежал , по коридору, по лестнице, ловя в прицел врагов там наверху; они были похожи на головки одной большой ядовитой гадины, обвившей обгоревший лестничный пролет…

По коридору зацокали каблучки и Рыжая оказалась рядом с ним в купе, вместе с не очень увесистой сумкой.

– Вы, девушка, из вагона-ресторана? Я обед не заказывал.

Рыжая стала нести, что ее преследуют какие-то мужчины, а проводнику на всё наплевать.

– Ага, улавливаю, вы про мужчин рассказываете. Если бы еще помедленнее.

И действительно, около входа в купе появилось двое граждан многообещающей наружности. Рожи небритые, один из них кавказец, криво ухмылялся сквозь заросли лица, другой, «бык» со свинченным набок носом, наверняка из бывших боксеров, был хмур и серьезен как при защите диссертации.

– Это, наверное, ваши спасители, милая. Что ж, красивы как боги. Они и проводят вас до места назначения.

– Они как раз меня преследуют, – лихорадочно зашептала Рыжая, – а вы ведь офицер.

– Надо же, как вы меня опознали, а я без эполет, в одних трениках.

– Да, да, вы в гражданском, но я вижу, что офицер, вот и ботинки форменные, – продолжился ее горячий шепот.

– Извините, но даже офицеру сегодня не до защиты дам. Ему бы жалованье получить и вовремя догадаться, когда какой-нибудь Борис Абрамович, которого раньше б не подпустили даже с пирожками к стройбату, продаст его скальп молодым демократам. Вы могли бы урегулировать свои отношения с присутствующими здесь гов... господами на коммерческой, так сказать, основе. Согласно духу либеральных преобразований. Если у них есть платежеспособный спрос на ваши прелести, то вы им – услугу, они вам – деньги. Да, кстати, настаивайте на предоплате. Учитывая немалые аппетиты этих мужчин, постарайтесь не продешевить.