Виктор Ночкин - Свирель Гангмара

Внимательно наблюдавший за действиями наставника Петер даже не пытался помогать. Если Ригирт взялся за дело сам, то в помощниках не нуждается. Так что ученик ограничился тем, что нарезал хлеб, украдкой сглатывая слюну. По его мнению, можно было поесть и без этих церемоний…

Прошло не менее получаса, прежде чем стол принял должный вид, и удовлетворенный мастер наконец-то уселся на единственный стул, предвкушая роскошную трапезу. Тут в дверь негромко постучали.

Петер спешно бросился к выходу. Если уж стол накрыт, отрывать мастера от ужина дозволено лишь в случае смертельной опасности или в связи с визитом платежеспособного клиента. Иные причины не признаются достаточно серьезными, чтобы Ригирт встал из-за стола.

Петер выглянул в окошко и с удивлением увидел на крыльце переминающегося с ноги на ногу мужчину — того самого, на которого сегодня утром бросилась с кулаками дочка убитого мясника. Изумленный ученик, ничего не спрашивая, открыл дверь.

— Простите, мне нужно посоветоваться с мастером чародеем. Это очень важно, — робко проговорил незнакомец. — Я Лукас, художник, — спешно добавил он, приподнимая доску, которую держал под мышкой. Это оказалась та самая вывеска, с лавки убитого мясника.

И снова ученик мага невольно залюбовался веселым пастухом, вдохновенно играющим овцам на свирели. Потом перевел глаза на гостя. Сам художник смотрел на свое творение с невыразимым отчаянием и даже испугом.

— Мои картины, они всюду сеют несчастье, я не понимаю, в чем дело, это просто какая-то магия, — сбивчиво проговорил Лукас. — Не мог бы почтенный мастер выслушать… разобраться… Мне бы его совет… Не бесплатно, разумеется!

И Петер, не раздумывая, пригласил пришельца в дом. Случай был совершенно ясный, к мастеру Ригирту пришел новый клиент. И судя по пригоршне монет, которые тот сегодня всучил осиротевшей девчонке, клиент, безусловно, платежеспособный.

Когда Петер с художником вошли в дом, учитель как раз только принялся за ужин. При виде посетителя он постарался улыбнуться настолько любезно, насколько это можно было сделать с набитым ртом. Затем поспешно прожевал пищу и утер масляно блестящие губы.

— Слушаю вас, почтеннейший, чем могу быть полезен? — наконец проговорил он.

Художник, так и оставшийся стоять, поскольку единственный в доме стул был занят чародеем, смущенно потупился.

— Люди говорят, что мои картины приносят несчастье…

— Вот эта? — очень неохотно поднимаясь из-за стола, спросил чародей и с явным неудовольствием взял в руки вывеску.

Вручив картину магу, художник отступил на шаг, не сводя глаз с Ригирта.

— Что ж, дело серьезное. Если на вашу руку, мастер, наложено заклятие… то… работенка предстоит непростая… Но я готов исследовать, скажем, за полукелат… — с деланным интересом разглядывая картину, проговорил маг.

По мнению Петера, запросил Ригирт несусветно много (у чародея это называлось «закинуть удочку», убедиться, насколько доверчив, беспечен и богат клиент, насколько осведомлен относительно цен), но художник тут же, не торгуясь, согласился.

— Вы понимаете, я эту вывеску для мясной лавки нарисовал. И не прошло недели, хозяина убили. Дочурка осталась у него, Эльга, совсем еще ребенок, наверно, даже младше моей Моны. И вот сегодня вечером опять мимо лавки прохожу, не знаю сам зачем, а просто как будто магнитом туда тянет. Выбегает мне навстречу девчушка. «Забирай, — кричит, — свою мазню. — Какие-то типы снова приходили, спрашивали, кто вывеску рисовал. Сам колдун Марольд Ночь картиной интересуется!» Вот так вот! Сам Марольд Ночь! — взволнованно повторил Лукас и, тревожно глядя на мага, замолчал.

Мастер Ригирт слушал крайне рассеянно. И Петер сразу догадался почему. Даже ему, ученику, было видно, что магии в злополучной вывеске нет ну нисколечко. А значит, клиент пришел по ошибке, много на нем не заработаешь. Несколько минут мастер Ригирт изучал вывеску.

— Успокойтесь, мастер, нет здесь никакого колдовства, — наконец проговорил чародей с явным сожалением.

Клиентов он, в общем, не обманывал. То есть бахвалиться, жаловаться на мнимые трудности, заламывать немыслимую цену за пустяковую работу — этим, что ни говори, чародей не гнушался. Но вот придумывать несуществующее колдовство он себе никогда не позволял. Есть — значит, есть, а нет — так, значит, и нет. Как ни обидно бывало иногда это признать.

— Вы полагаете, мастер чародей, я могу и дальше писать картины? — с надеждой спросил Лукас.