Альберт Максимов - Путь Сашки. Книга пятая

Лазерс пригласил знакомого хаммийского работорговца и предложил тому тайно вывезти баронессу из графского дворца. За три золотых. И добавил, что в нагрузку хаммийцу следует прихватить и родившегося ребенка. Хаммиец вместо того, чтобы заупрямиться — ведь младенцы вообще ничего не стоили, ведь пока тот вырастет, на него уйдет куча денег на прокорм — неожиданно радостно согласился. И сообщил причину этой радости.

— Мальчик родился от его светлости милорда Ласкария? — спросил хаммиец.

— Да, — недоуменно подтвердил баронет. — А скажи, чему ты доволен?

— Так мальчик из графского рода. Прямой потомок графа Эймуда.

— И что же?

— Если бы ему было лет двенадцать или десять, я купил бы такого за пять золотых.

Глаза Лазерса алчно загорелись, хаммиец это увидел и продолжил:

— Но он младенец и нужно ждать этого десять лет. Тратиться. Много тратиться.

— За мальчишку еще три золотых!

— Это совсем не выгодно, милорд. Я могу дать… пять серебрянок.

Лазерс в ответ рассмеялся.

— Ты забываешь, что мой господин будущий король Лоэрна. И когда мальчишка подрастет, он будет сыном короля. Принцем — бастардом. И цена ему будет не пять золотых, а двадцать пять!

Хаммиец понял, что он зря проболтался, действительно, этот баронет прав. Сын короля будет стоить дороже сына графского отпрыска.

— Хорошо, пусть будет три золотых.

— Нет, пять.

— Но, милорд, вы же назначили три.

— Не надо было торговаться и пытаться меня надуть. Ты большой наглец, посмевший предложить пять серебрянок. Пять золотых или я позову другого торговца.

— Хорошо, ваша милость.

После ухода работорговца баронет собрался было промолчать про выгодную торговлю, присвоив себе пять золотых, но в последнюю минуту он вспомнил, что Ласкарий будет присутствовать при передаче в рабство Фрилы и торговец может ненароком проболтаться. С хаммийцев это станется. Не случайно, а нарочно проболтается.

Когда он сообщил про выгодную сделку Ласкарию, тот, конечно, обрадовался, а затем задумался.

— Пять золотых за бастарда.

— Да, ваше величество, целых пять золотых содрал с этого торгаша.

— А с десяти бастардов — пятьдесят золотых! Ты понимаешь, Ласкарий? Надо только запретить делать аборты. Я за месяц могу получить сто или двести золотых монет! Дед совсем стал скрягой. Выдает по одному золотому в седмицу и считает, что это очень много. Я теперь могу плевать на его подачки.

— О, ваше величество, вы как всегда гениальны!

— Да, я это знаю. Сегодня же сообщи всем этим, чтобы не смели делать аборты. Пусть рожают.

— Эти дуры, ваше величество, будут рады. Никто даже не заподозрит, что их ждет после родов. А ждет их Хаммий.

— Действительно, дуры. Когда появится этот торговец?

— Когда стемнеет, ваше величество.

— Мне столько ждать? Пусть поторопится. Король будет ждать, когда чернь соизволит прийти?!

— Да, вы, конечно, правы, но только Фрилу нужно вывезти из дворца тайно. Под покровом ночи.

— Проклятье! Я собирался сейчас навестить эту нахалку и сообщить, что я ее продал в Хаммий. Вот умора будет!

— Да, мы хорошо посмеемся. Главное, чтобы ваш дедушка про это не узнал.

— Старикашка. Опять будет слюной брызгать.

— Увы, ваше величество, но она дочь барона Кабаста и тот начнет ее разыскивать.

— Тогда пусть торговец не медлит, а сразу же везет в Хаммий. А когда дед будет спрашивать, скажу, что ничего не знаю, что Фрилу прогнал, а куда она ушла мне не интересно.

Баронессу стали искать только через седмицу. Все считали, что Фрила вновь обрела благожелательное расположение юного виконта и живет на его половине. Когда же ее хватились и Ласкарий заявил, что Фрила давным — давно покинула его покои, то начались ее розыски. Ласкарию пришлось отвечать старому графу, впрочем, расспросы оказались поверхностными. Зато спустя три дня, когда встревоженный барон Кабаст вновь побывал у графа, поиски вспыхнули с новой силой. На этот раз оставив Ласкария в покое, допросили баронета Лазерса. Баронет — не внук графа, к тому же Лазерса никто не любил, относясь к нему презрительно. Поэтому допросили баронета более основательно, нежели внука. И стоило показаться в графских покоях палачу, как Лазерс сразу все вспомнил, переложив всю вину на юного виконта.

За соучастие в похищении и продаже в рабство дочери барона Лазерсу назначили двадцать полновесных плетей. Ласкарий, присутствовавший при исполнении наказания, остался доволен увиденным зрелищем, так вовремя подоспевшим в скучно проводимое им время. Он даже подумывал испросить увеличить наказание своему фавориту до трех десятков плетей, но Лазерс, потерявший сознание на восемнадцатом ударе, оказался неспособен на продолжение экзекуции.