Дариуш Ришард - Записки судового врача

- Еще раз прошу простить наши действия, если они могли показаться вам оскорбительными, - Виллем до дна осушил свой стакан воды и продолжил, - но вы должны меня понять, я всего лишь исполнял свои обязанности. Раньше мне не доводилось сталкиваться с заданиями настолько щекотливого характера, так что я вынужден был подозревать всех и каждого.

- Ничего страшного, сэр, я все понимаю, и вы, и ваши люди славно потрудились... А какой сегодня день недели? - внезапно поинтересовался Ларри, почесав чуть отросшую бороду.

- С вашего позволения, понедельник.

- Якорь мне в...руку. Это же плохо.

- Вас что-то не устраивает, сэр доктор?

- Вообще-то, да. Но календари обычно составляют без учета моих пожеланий, так что... Сегодня состоится суд над Шивиллой Гайде. За ее...ну...административное правонарушение, - шепнул лекарь, отвернувшись от Молиры, так как не хотел в ее глазах окончательно ронять репутацию капитанши.

- Да, я помню... Право, очень некрасивая с ней получилась ситуация. И что вы предлагаете делать?

- Освободить ее из-под стражи. Как минимум, из-под вашей, капитан Вейдвальдс. Снять с нее обвинения и принести извинения...

- Лауритц, да ты поэт, - ввернула свои два слова Молира.

- Спасибо, я знаю, - усмехнулся врач, - надо записать, - авось, пригодится стих сочинить... Так вот, капитан, я уверен, что вы можете поспособствовать тому, чтобы вытащить ни в чем не повинную девушку из этой неприятности. Так сделайте же это, пожалуйста, очистите свою совесть, вам ведь никакого удовольствия нет карать несправедливо, не так ли?..

- Так. Вы правы, доктор! И ваши слова достойны настоящего джентльмена... Я немедленно отправлюсь в суд, чтобы выступить в защиту арестованной.

- Я с вами, сэр.

- И я! - оба мужчины наградили инициативную девчонку весьма скептическими взглядами. - А что такого? Может быть, меня тоже совесть замучила, и я хочу извиниться перед мадам-капитаном за то, что из-за меня та попала в беду?

- А вы остаетесь на корабле, Ваше Высочество, - приказал капитан. - Мои люди о вас позаботятся. Мы не вправе больше ни минуты подвергать вашу жизнь опасности.

- Пффф... Да разве же это опасность? - принцесса развалилась на стуле и окончательно вышла из "роли". - Не видели вы всех тех опасностей, в которых я уже до вас успела побывать. Тем более, ваши люди - это не вы, если вам я еще могу как-то доверять, то им - сомневаюсь... Так что, поверьте, всем будет намного спокойнее, если вы возьмете меня с собой. По-моему, я заслужила небольшой променад.

На Судебной площади, достаточно просторном пятачке на пересечении двух больших улиц, сегодня проходил процесс по делу "Аморальной чужеземки, омывшей свои грязные телеса в священных водах городского фонтана". На импровизированном помосте за длинным столом восседали судья и девять присяжных, сама же подсудимая, ярко выделявшаяся на общем фоне своей огненно-рыжей шевелюрой, стояла со скованными за спиной руками у столба. Столб, вестимо, позорный. В прошлой жизни он был стволом какого-то дерева и, скорее всего, грезил о лучшем будущем для себя, например, стать корабельной мачтой, или сваей, входящей в основу добротного дома... Но мечты не всегда сбываются, даже у деревьев, так что сейчас наш давешний широколиственный знакомый вынужден был терпеть соседство с бывшей пираткой, а теперь - шкипером торгового судна, Шивиллой Гайде, которая на его фоне выглядела какой угодно - задумчивой, скучающей, раздраженной, но только не пристыженной. Поводя затекшими плечами, но стараясь сохранять при этом осанку, девушка вполуха слушала пространные разглагольствования судьи и горько ухмылялась про себя тому, что если уж здесь в такой культ возведено почитание воды, то этому законнику следовало бы экономнее лить ее между строк своих речей. Заблаговременно капитаншу осведомили о том, что с нее взыщут сумму за вынужденное освящение фонтана, накинув еще пару серебряников за так называемый "моральный ущерб", всего то, но скандал из этого раздули неимоверный. Насколько она поняла местное законодательство об охране культурных и религиозных ценностей, то его суть заключалась в том, чтобы как можно больше унизить провинившегося, заставляя его раскаиваться и в полной мере осознавать никчемность своего поведения. Что-то подобное, только в меньших масштабах, практиковалось в элитных гимназиях, где нашкодивших учеников для их же блага заставляли выстаивать часами в углу коленями на горохе... Только вот Шивилла в своей жизни ни дня не проходила в школу, поэтому такие воспитательные меры были ей в принципе до лампады.