Дмитрий Воронин - Синее Пламя

— Он говорил, что тогда будет… потеха… костер… меня должны были сжечь. Понимаешь, Шенк? Они хотели сжечь меня, чтобы люди посмотрели, как умирает вампир. Я знала, я знала, что так и будет. Никто не заплатит за вампирку таких денег…

Шенк закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и унять дрожь в пальцах. Как глупо все получилось… хотя он и не раскаивался в содеянном, не раскаивался ни на мгновение — но и последствий своего поступка не предвидел. А если бы и предвидел, поступил бы иначе? Вряд ли.

У вампиров был свой, довольно своеобразный кодекс чести Вампир, даже умирающий от Голода — не от обычного голода, что свойствен и человеку, а от своего, только им испытываемого Голода, иначе называемого жаждой крови, — так вот, даже умирая, вампир не нападет на ребенка, за исключением разве что случая, когда он хочет или вынужден обратить его, сделать вампиром. Были и другие принципы, не нарушавшиеся никогда или нарушавшиеся крайне редко.

Одним из них и был принцип служения. Вампир, которому спасли жизнь, считал себя обязанным спасителю. Считал, что его жизнь теперь — в служении… Конечно, так происходило не всегда, но если уж несчастный, обреченный умереть и неожиданно получивший шанс на спасение, давал себе слово… Самое искреннее обещание — это то, которое даешь самому себе.

Похоже, совершенно неожиданно он, темплар Шенк Легран, заполучил себе спутницу — не по найму, не по принуждению и даже не от стремления девчонки к приключениям. Все было гораздо хуже.

— Я надеюсь, — на самом деле он уже утратил эту надежду, — ты не сделала ЭТОЙ глупости.

Оба прекрасно понимали, о чем идет речь. Синтия насупилась, решительно вытерла кулачком слезы и, глядя Шенку прямо в глаза, заявила:

— Это не глупость, темплар. Я поклялась в служении… хочешь ты того или нет, но я пойду за тобой, куда бы ни лежал твой путь. Я буду оберегать тебя…

— Ты совсем еще юна, тебя саму оберегать нужно, — вздохнул Легран. О своих словах он тут же пожалел, но сказанного, как известно, не воротишь.

— Я взрослая, темплар. — Теперь голос Синтии звучал чуточку надменно. — Я уже давно взрослая. Твой друг, тот, который умер, ошибся. Просто мне не повезло с ростом. Я сильная и могу за себя постоять. Кажется, ты в этом уже убедился. Да, я убила их всех — то, что они сделали с той девочкой, не заслуживало иного.

— Так, оставим этот спор, — примирительно поднял руку Шенк, подбрасывая в костер очередную ветку. — Хочу предложить тебе соглашение…

Он понимал, что выхода нет. Синтия последует за ним, и не важно, согласится ли он с ее служением или попытается отвергнуть навязываемую помощь. Значит, придется с этим смириться.

— Я хочу, чтобы ты пообещала мне две вещи.

— Все, что пожелаешь… если тогда мне позволено будет сопровождать тебя, — тут же откликнулась она.

— Первое, — словно не слыша ее реплики, продолжал Шенк. — Ты пообещаешь, что никогда не будешь мне лгать. Даже в мелочи.

— Совершенно излишнее условие, — фыркнула она. — Ты же теперь мой повелитель… как можно лгать повелителю? Это просто немыслимо…

Он молча ждал. Девушка вздохнула:

— Ну хорошо… клянусь, что ни в малом, ни в большом тебе не солгу. Если же правдивый ответ на вопрос ранит твою душу, я откажусь отвечать.

Легран поморщился, затем чуть заметно, так, чтобы она не увидела, усмехнулся. Да уж, Синтия явно не была ребенком и за словом в карман не лезла. Ее обещание было не совсем то, что он хотел бы услышать, и все же это было самое большее, чего он мог добиться.

— И второе… прости, но иначе я не смогу. Ты должна поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь пить кровь человека. Пойми, Синтия, я темплар… если ты сделаешь это, я вынужден буду… ты понимаешь.

— Я не пила их кровь, — усмехнулась она. — Знала, что ты будешь недоволен. И потом, у таких подонков и кровь, наверное, отдает тухлятиной…

— Я жду, — напомнил Легран, хотя и почувствовал, как с души свалился один из камней, что там покоились. Стало чуточку легче…

Она задумалась, сознавая, что от слов, которые прозвучат сейчас, зависит ее дальнейшая судьба. Но пауза длилась не больше нескольких ударов сердца.

— Я клянусь, что никогда не прикоснусь к человеку ради Утоления Голода, — прошептала она, стиснув кулачки. — Если только на то не будет твоего повеления. Но я обещаю также, что стану убивать, дабы защитить тебя и себя, если только не найду сама иного выхода либо не узнаю его от тебя. И если придется убивать, я буду делать это любым способом, который покажется мне более подходящим.