Генри Олди - Девять таинственных историй

Кто-то свой.

Наш.

Защитник.

Семь сословий жертвовали на Надзор Семерых. Снега таяли, образовывая ручьи, ручьи сливались в реку, река питала море. Недостатка в средствах орден не испытывал. А отследить тайную деятельность обычных людей, не связанных с Высокой Наукой, путем отслеживания всплесков маны или считывания мана-фактуры — этого их противники-чародеи не могли.

Оттого и прозвали орден — невидимкой.

Вскоре идею поддержали особы королевской крови. Негласно, втихомолку; на всякий случай. Тем паче что государственной власти орден не угрожал. Скорее наоборот. Минули годы, и орден — все так же негласно — поддержали главы чародейских синклитов. Ложа Бранных магов, капитул Коллегиума Волхвования и ректор Реттийского Универмага — в числе первых. Разумные, осторожные, эти волшебники понимали опасность злоупотребления Высокой Наукой, желающей освободиться от скучных законов, правил и ограничений. Они не возражали, если над буйными головами слегка покачается невидимый меч.

Пускай.

В случае необходимости они готовы были дать Семерым любые консультации.

Тихий Трибунал занимался уже совершенными преступлениями, и то лишь при наличии неоспоримых доказательств, а тут возникала чудесная возможность упреждать. Цель оправдывала средства. Высокая Наука — слишком резвая лошадка, чтобы управлять ею при помощи одной узды. Шпоры тоже не помешают. Острые зубчатые шпоры с колесиками.

Жизнь продолжалась.

Более трехсот лет Надзором руководили одни и те же имена. Состав капитула менялся, умирали старики, рождалась молодая смена. Но всегда, кого бы ни избрали в члены капитула, он был обычным, чуждым магии человеком. И всегда отказывался от собственного имени, беря имя предшественника.

Эйрик Кетиль, Овадия Клин, Балтазар Монтего, Гувальд Мотлох, Доротея Рэнфрю, Анна-Мария Елица и Антек Ронцер.

Семеро.

Навеки.

И историям про эту вечную семерку несть числа.

Это случилось давно.

Для сказаний и легенд тридцать лет — никак не давно, а просто вчера или даже сегодня. Но для бабочек-эфемеров, кичащихся своим разумом, счет времени идет иначе: на вздохи и удары сердца.

Поэтому скажем — давно, и не ошибемся.

Жил-был Климент Болиголов, боевой маг по найму. Маг он был посредственный, с маной чахлой, зубчатой на гребнях, — только Нихон Седовласец один, а честной шушере тоже кормиться надо. Слонялся Климент по земле туда-сюда, никакими заработками не брезговал. Тут девицу-упырицу в гроб навеки вгонит по просьбе бедствующих соседей, там зеленого змея-погубителя в бутыль загонит и смолой пробку зальет. Отлежится, раны залечит, гонорар пропьет-проиграет, потому что большой охотник до азартных игр — и опять ходит, заказы ищет. Иной раз деревню от разбоя защитит и плату семерицей возьмет, иной раз вместе с разбойниками бойких сельчан, взявшихся за копья, осаживает. Разбойники-то у богатых добра накрали, хотят бедным раздать, а бедняки упираются, оружьем в благодетелей тычут.

Вертись как знаешь, слуга всех господ!

Однажды заказали Клименту сектанты-язычники из Красных Типунов истребить злую ведьму. Спасу от вражины нет: коровы от ее козней кровавыми слезами доятся, у детей бородавки, у невест девичья честь сама собой перед свадьбой исчезает. Позор, значит, и убытки. Иди, милостивый государь, спасай народ! А народ потом рассчитается.

— Лицензированная? — деловито спросил Климент Болиголов, ибо не искал прямого конфликта с властями.

— Никак нет! — хором ответили язычники. — Самовольная.

— С образованием? — уточнил Климент.

— Дура дурой! — взвыли язычники.

И пояснили:

— Но злющая — страсть!

— Состав преступленья?

— Налицо, сударь ты наш! — и лицо показали.

— Десять двойных бинаров! — загадал Климент. — Если злющая, меньше не возьму…

Сошлись на шести.

Дом ведьмы, который ее крепость, оказался древней хибарой. Дверь вылетела, что называется, с полупинка. Окружен защитным сиянием, Климент Болиголов вступил на вражескую территорию, споткнулся в сенях о рассохшееся корыто, выругался и ворвался в горницу. На дальних холмах за окнами рыдали от восторга заказчики, предвкушая конец горестям.

— Где ведьма? — строго поинтересовался маг у зареванной девчонки, скорчившейся в углу. — Где злая?

— Н-не бей, д-дяденька! — ответила девчонка, пряча лицо в коленки. — Я б-больше не б-б-буду!..