Павел Кошовец - Три удара колокола

Это всё было очень странно, и он мимоходом даже порадовался, что приостановил активные действия по выжиманию принцесс из-за охранного кольца. Ибо и так нечастое оцепление придётся облегчить на десятка два солдат.

РоШакли задумался на пару ударов сердца. На стенах стояли вполне боеспособные пехотинцы с запудренными мозгами, пригнанные из такой глубинки, что им было чуть ли не всё равно, от кого защищаться и на кого нападать - лишь бы отцы-командиры показывали внятную цель или хотя бы направление, в каком следует идти. И на такую подлянку, как несанкционированное поднятие ворот вблизи ещё не загнанного в клетку противника, они вряд ли бы пошли. Потому что это даже не смешно. Единственная удобоваримая причина могла быть - это кто-то из дворян - участников захвата дворца из числа посвящённых сумел надавить своим авторитетом ради каких-то своих эгоистичных нужд, вроде спасения нелояльного к новой власти родственника или банальный вывоз ценностей. Но это было чересчур просто. Тем более, как говорится, на горизонте не наблюдается никакого движения. Даже подмоги, которую он затребовал по высшему приоритету.

И задница, как на зло, получив болезненную оплеуху, никак не реагировала на происходящее - она-то всегда в первую очередь чувствовала неприятности. Сегодня, получается, впервые отведала, что называется "по лицу", и никакие предчувствия ей не помогли. И ему.

- РоЗних, бери два десятка бойцов и бегом к воротам. Выясни, что за драконы посмели крутить барабан. Живо!

Оскорблённый подобным тоном, благородный, тем не менее, счёл за лучшее выполнить приказ, не вступая в полемику и не дразнить начальника стражи. За спиной посмеяться - пожалуйста, а вот в лицо говорить что-либо нелицеприятное - вредно для здоровья. Этот "будуарный убийца", как его прозвали в народе легко мог хоть своими руками, хоть с помощью тёмных личностей, с которыми якшался чуть ли не открыто, испортить жизнь любому. Да ещё поговаривали о высоких покровителях.

РоЗних перешёл на лёгкую трусцу, мысленно накручивая себя перед разносом каких-то нерадивых служак и не ведал, что это дорога в одну сторону. Первый же арбалетный болт, что прилетит из ниоткуда на его грозный стук, пройдёт в глазницу, нарушив при ударе причёску, выскочит из затылка (бравый вояка не удосужился одеть шлем) и поранит в лицо стоящего сзади солдата...

У гвардейца конечно были вопросы, но задавать их в такой ситуации было как минимум поздно, да он и так уже понял, что наёмник не намерен распинаться перед ним. И хотя идея того была понятна, она, тем не менее, попахивала авантюризмом. С другой стороны то, что он сам недавно предлагал, также было из категории самоубийств, но с пометкой "немедленно". А по лицу и уверенному поведению этого солдата удачи гвардеец уже успел понять, что перед ним бывалый вояка и тёртый калач - вон как подмял егерей, которые по долгу службы не были сахарными, это не столичные гарнизонные забияки, побивающие противника на трактирном поле или посредством зализывания дамских сердец. Так тому и быть, может их эскапада действительно увенчается успехом, и их смерти каким-то образом облегчат участь их высочеств.

Стремительными тенями, разбившись по двое, чтобы вроде как изобразить походную колонну, они двигались наискось через двор к ближайшей башне. Егеря, которым не хватило плащей стражников, расположились в средине, в том числе и огромный мрачный сержант, хотя по мнению Визила особой необходимости в том не было. Но командиру, как говорится, виднее, и правда была в том, что действительно такие рейды в стане врага чаще всего накрываются из-за мелочей, так что он предпочёл заткнуться и не строить из себя драконицу - девственницу, сомневающуюся во всём, даже в куриных яйцах, которые собралась высидеть. Он разумом понимал, что практически нестерпимое желание поворчать, возмутиться, оспорить, которое в его подразделении воспринималось как должное, точнее, неизбежное, здесь и сейчас он удерживал как мог железной рукой воли. Пока успешно. Такова была его личная реакция перед боем и напряжением, сопутствующем ему. Но с этого, постоянно ухмыляющегося, словно идиот, отмороженного наёмника станется прирезать его, как нарушающего режим молчания. А егеря и словом не упрекнут - складывалось впечатление, что мужики доверяют этому неизвестно откуда взявшемуся солдату с повадками профессионального убийцы и шута. И достаточно мутного, по мнению самого Визила. Поэтому и молчал он в тряпочку, яростно кусая ус, словно какой-то древний сом, и по-тихому бесился, в надежде вскорости выплеснуть скопившуюся злость на головы проклятых прихвостней Шакли.