Magenta: Практика по Магловедению

Милосердие вошло в тело юноши плавно и нежно, и хотя надолго его не хватило, Гарри, захлебываясь криком долгожданного наслаждения, впервые в жизни по-настоящему понял, как велика награда за смелость.

*****

Глава 33. Магия Любви

Так роскошно Большой зал не украшали, пожалуй, со времен Основателей. Пространство трапезной пришлось магически расширить, чтобы вместить всех предполагаемых гостей. Под сводами зала всеми цветами радуги сияли свечи, они пребывали в плавном движении, составляя новые и новые узоры. Казалось, потолок превратился в фантастический радужный калейдоскоп. В центре зала, сотканная из света крохотных красных огоньков, горела цифра сто двенадцать: возраст расцвета сил волшебника Аберфорта.

— Почему это мы должны убрать знамена факультетов? — сердито спросил Альбус Дамблдор. — Мало того, что на праздник приглашен Риддл со своей сворой, так еще и это!

— Гэндальф не разделяет волшебников ни по убеждениям, ни по полу, ни по возрасту, а уж тем более по такой чепухе, как принадлежность к факультету, — сказал Аберфорт, наполняя серебристым свечением маленькие букеты одуванчиков.

— Хочешь сказать, студенты будут обедать рядом с преподавателями? — почесал бороду Альбус. — И гнусные Упивающиеся усядутся рядом с членами Ордена Феникса, как волки с ягнятами?

— Именно так, — спокойно сказал Аберфорт, любовно расставляя одуванчики в стеклянные вазы в виде медуз.

— Тогда я сяду с Томом, — сказал Альбус. — Слава Мерлину, я ему вроде бы ничего уже не должен.

— Да на здоровье. Жаль, что Великое Перемирие прекратится, как только Гэндальф вернется в Валинор.

— Надеюсь, он тут не задержится. Перемирие — не что иное, как самообман.

— Ты не прав, Альбус. Перемирие дает волшебному миру ощутить свое единство. Борьба Тьма и Света была, есть, и будет, но, так или иначе, мы живем на одной земле. Гэндальф приходит, чтобы напомнить нам об этом.

— Куда всунуть эти розы? — спросил Гриндевальд, прижимая к животу ворох крупных роз и оглядываясь в поисках вазы.

— Себе в зад, — буркнул Альбус.

Геллерт задумчиво потрогал пальцем трехдюймовый шип.

*****

Никто еще не видел знаменитого волшебника, но его магия уже заполнила Хогвартс. Казалось, сам замок ожил: лестницы издавали звуки, похожие на игру гармоней, портреты невесть каким образом покинули свои рамы и собрались на стенах Большого зала, скользя по украшенным цветами и лентами стенам, свечи перемигивались и даже хихикали, чего за ними раньше не водилось. На самым необычным было то, что никому не хотелось ссориться.

— Гэндальфа еще нет, но по замку уже гуляют Чары Дурносмеха, — сказала Макгонагалл, поправляя скатерть.

— Это еще что? — удивилась Сибилла Трелони.

— Попробуйте сказать какую-нибудь гадость, Сибилла, — мурлыкнула Макгонагалл.

Трелони наморщила лоб и задумалась.

— Не знаю, ничего в голову не приходит, разве что пророчество на понедельник… Вон профессор Снейп, он специалист по гадостям.

— Северус, как я выгляжу? — с невинным видом спросила Макгонагалл, припудривая свесившиеся кошачьи усы.

— Гэндальф не из пугливых, — сказал Снейп и вдруг захохотал, распугав стайку первокурсников. Профессор пытался что-то сказать, но его душил смех. Он повалился на стул и минут пять трясся от беспричинного хохота.

— Смотрите, профессор Снейп смеется, — с благоговейным ужасом перешептывались ученики. — Что-то сдохло в Запретном лесу.

Профессор Трелони, собравшаяся было изречь тягостное пророчество на понедельник, передумала. Только сейчас она заметила, что Гриндевальд, Альбус, Филч и еще несколько человек буквально корчатся от смеха.

Зал понемногу заполнялся учениками, преподавателями и гостями. Все рассаживались как заблагорассудится, — возможно, это тоже было влиянием магии Гэндальфа. Филиус Флитвик попытался было собрать свой хор, но дети куда-то разбежались, и на ступеньки для хора запрыгнул невесть откуда взявшийся светящийся козел с ромашкой за ухом. Козел гнусаво проблеял какую-то мелодию, подозрительно смахивающую на гимн Хогвартса, и, оставив на ступеньках совершенно немагическую кучку, взвился под потолок, сделал несколько кругов, и, наконец, присмирел, мирно жуя радужные свечи.

Заиграла музыка: из развешанных по стенам цветочных гирлянд вылетели маленькие феи и заиграли на тонких флейтах-травинках и крохотных банджо из рябинных ягод.

Внезапно двери Большого зала с грохотом распахнулись, и в зал широким шагом вошел Том Риддл в совершенно невероятном наряде: на нем была белоснежная мантия с красным крестом, напоминающая тунику крестоносца. Упивающиеся также были в белом.