Magenta - Сексология с профессором Снейпом

— Не видел пока никого на грани. Пришли несколько коллег, мы просто разговаривали. Не драматизируйте, Гилдерой.

— Верное слово… Драма. А ведь это драма, Северус! Моя личная жизненная драма, и вот я принес ее вам, как ребенка с лицом старика, завернутого в многочисленные пелены, с тем чтобы развернуть его перед вами, приоткрыть страшную правду, я пришел, прижимая сверток к болящему сердцу, втайне от всех прокравшись во мрак Подземелий…

— Я видел ваш приезд, Гилдерой. Упряжка из шести белых коней с золотыми помпонами в гривах, а карета…

— Я выражаюсь фигурально, Северус, — возмутился Локхарт. — Неужели так сложно это понять!

— Гилдерой, а нельзя ли быстрей разворачивать… эти ваши пелены Меня ждет работа.

— Конечно, мой дорогой Северус, — торопливо сказал Локхарт, словно испугавшись, что профессор сейчас встанет и уйдет. — Но мне придется начать с чего-то… Выслушайте меня, профессор, — почти жалобно сказал Локхарт.

— Я слушаю, — вздохнул Снейп. Проверять контрольные придется ночью, понял он.

— Как вы знаете, я писатель, — начал Локхарт, отпивая небольшой глоток шампанского.

Снейп шевельнул бровью.

— Люди в большинстве своем слепы. Они не видят драгоценные перлы слов, эти россыпи дивной красоты, которые они попирают ногами, чудный бисер, зовущийся слогом… Они мечут этот бисер беспорядочно, хаотично, забывая о ценных бусинах и подбирая дешевые подделки… Но я не таков, о нет. Я подбираю жемчужины слов, затоптанные грубой ногой невежд, и нанизываю их на нить своего повествования, создавая узоры, сплетая нити, вышивая бесценные гобелены историй…

Профессор выжидательно смотрел на Локхарта.

— Вы знаете, Северус, ведь я бисексуален, — без всякого перехода сказал Локхарт. — И скажу без ложной скромности, я красив. Во всяком случае, так считают мои поклонницы и поклонники, от которых я получаю многочисленные письма, которые ищут со мной встречи всеми правдами и неправдами… И я добр. Я не могу им отказать, — тем, кто увидели мой талант, прониклись, распознали, оценили по достоинству. Да, Северус, когда-нибудь я напишу книгу о моих приключениях… на личном фронте, — он улыбнулся так обезоруживающе, что профессор Снейп невольно криво улыбнулся в ответ.

Вечер был в любом случае испорчен, и Снейп утешал себя мыслью, что аппарировать в театр в разгаре семестра было бы неразумно, и можно скрасить вечер спектаклем одного актера.

— Но самое страшное, что более всего угнетает, Северус, — Локхарт заговорил тише, — это то, что ни с кем из них я не испытал настоящего удовлетворения. Ни с кем я не испытал и сотой доли того, что испытываю тогда… когда… — он замялся.

— Когда.. — подбодрил рассказчика Снейп.

— Северус, если бы вы только знали, что такое писательский труд. Я вынашиваю в себе мысли, я грею их у сердца, оберегаю ладонями, как сокровище…

— Чьи мысли — не удержался от ехидного замечания Снейп.

— Источников много, Северус. Но далеко не все умеют из них зачерпнуть, — возразил Локхарт.

— Не все, напившись, забрасывают источник песком, — насмешливо сказал Снейп.

— Ах, вы об этом, — беспечно сказал писатель. — Если люди не сумели с умом воспользоваться своими воспоминаниями, какая им от них польза А я терпеливо, как пчела, собираю нектар и наделяю медом многих и многих читателей… Что с того, что один голоден, если накормлены тысячи

— Мое мнение тут расходится с вашим, профессор Локхарт, — резко сказал Снейп. — Если это все, чем вы хотели со мной поделиться, то…

— Профессор, погодите, я не договорил, — испугался Локхарт. — Я не сказал самого важного, того, что меня мучает… что привело к вам. Мои многочисленные партнеры, они приходят и уходят, я их не помню уже на следующий день, будто память о них рассеял мой собственный обливиэйт… Но есть священный момент, когда я счастлив, Северус.

— И когда же — начиная скучать, Снейп плеснул себе шампанского и поднес бокал к глазам, рассматривая игру пузырьков.

— Вы перебили меня, когда я начал об этом, — вздохнул писатель. — Когда я беру свое сердце и возношу на алтарь пергамента, когда распластываю по его поверхности свою душу, облекаю в слова себя самого и окропляю слезами жертвенник, зовущийся литературой, — я получаю свою награду. Вы знаете, как пахнет свежая книга Своя собственная книга О, этот безумный, волнующий, возбуждающий запах типографской краски! Я раскрываю ее на середине и вдыхаю запах своей книги. И тогда ко мне приходит оргазм. Настоящий, мощный, страшный, взрывающий вселенную оргазм.