Виктор Исьемини - Дыхание осени

— Это наглость, — буркнул Гратидиан, — и я припомню ее тебе, Рейвен из Гнарка, при первом же удобно случае, так и знай.

Угроза не произвела на рыцаря ни малейшего впечатления.

— Вынужден заметить вашему величеству, что гнева моего короля я боюсь куда больше, чем вашего, а сейчас я повторяю те слова, которые он велел произнести. Готовы ли вы принять мои верительные грамоты и выслушать?

— Мне плевать на грамоты, говори. Прямо здесь и говори, с чем тебя прислал Гюголан.

— В таком случае… Гева предлагает вашему величеству — поклон, — и вашему величеству…

Еще поклон Грабедору. Фенадец с гномом переглянулись и снова уставились на посла.

— Гева предлагает вам вступить в коалицию. На нашей стороне сейчас Дриг, Фегерн, Андрух, Ленот, Альда и Болотный Край. Нас поддерживает Тролльхейм, с нами колдун из Могнака.

— Во главе коалиции, разумеется, стоит Гева, а все эти монархи склоняются перед Гюголаном и Гезнуром, так что ли?

— Нет-нет, ваше величество, — снова поклоны, — и ваше величество. Отношения с ними совершенно различные. Альда, Фегерн и Ленот приняли оборонительный союз, Болотный Край прислал принцессу Глоаду, сестру Лонервольта, как залог мирных намерений. Дриг готов принести вассальную присягу Геве, а с Андрухом, полагаю, у нас будет даже наступательный союз, поскольку король Гезнур намерен просить руки наследницы престола, а наш молодой король всегда добивается своего. Словом, существуют разные возможности. Вступите в союз, и мы противопоставим его империи. Тогда Гева признает сегодняшние границы Фенады на юге неприкосновенными.

— То есть оставит за собой оккупированный берег Золотой? — мрачно буркнул Гратидиан.

— И не продвинется ни на шаг дальше! — подхватил сэр Рейвен.

— А что вы предоставите Вольным горам? — фенадец кивнул в сторону Грабедора, нахохлившегося под мокрым плащом.

— После вашего совместного похода через Анновр, — без запинки ответил гевский рыцарь, — вряд ли Деймут позволит вам пользоваться Ойверкским мостом. Мы предложим вам торговый путь в Энмар через Ленот, горы Туманов и Альду. Пошлины будут минимальны, поскольку мы станем союзниками.

Короли задумались… Предложенный Гевой договор был невыгоден как Фенаде, так и Вольным горам… но после страшного поражения в Малых горах они не могли рассчитывать на большее.

— Думаю, нам следует согласиться, — пробурчал в мокрую бороду Грабедор.

— Но я теряю юг Фенады, теряю навсегда… — Гратидиан был скверным политиком, но свое королевство он любил. Расставаясь с югом страны, он чувствовал едва ли не физическую боль, как если бы у него вырезали из тела кусок мяса.

Что касается Грабедора, то гном сейчас не слишком задумывался. Он мечтал повторить поход в Малые горы, но собственных сил теперь не хватало, и гном думал о помощи этого нового союза… коалиции, предложенной Гевой. Грабедор не думал ни о Фенаде, ни даже о народе гномов, он лишь сомневался, одобрит ли этот договор Отец. Грабедор не любил никого.

Чем ближе к столице, тем чаще Коклос с удовлетворением замечал признаки нетерпения, проявляемые Алекианом. Император ощутил, что соскучился по жене… В нем словно просыпался человек — медленно, постепенно. Время шло, и прежний Алекиан возвращался. Возвращался к Миру, к людям, к Коклосу — и, конечно, к своей бесценной Санелане.

Конвой приближался к Ванетинии. Между Алекианом и столицей непрерывно сновали гонцы — они привозили большей частью неприятные известия, но некоторые сообщения оказались обнадеживающими.

Сэр Брудо ок-Икерн провел переговоры с некромантом из Гевы, маршал сообщал, что непосредственной угрозы, видимо, удастся избежать и, кстати, осведомлялся о Коклосе. Это заинтересовало карлика, но Коклос на всякий случай объявил, что сражаться с некромантом отказывается. Он, Полгнома, конечно, великий герой, но нужно быть снисходительным к молодежи — пусть юные рыцари получат свой шанс одержать победу, а уж Коклосу вполне достаточно тех лавров, какие он снискал до сих пор. Из другого письма явствовало, что гномы побиты в Анновре — это сообщал Деймут, король всячески превозносил собственные заслуги и просил помощи, чтобы отбить Ойверк.

Архиепископ по-прежнему сидел в крепости Фраг на севере. О нем говорили всякое — даже что прелат страдает душевной болезнью, или что кается в великом грехе, или что, напротив, много грешит вдали от столицы. На самом деле Мунт собирал новую армию. Он обещал императору могучее войско, такое, что сумеет смести с лица Мира нелюдей и еретиков, но в этом году не преуспел — потому отправил себя в добровольную ссылку на север. В его суровой душе не было раскаяния, но гордыня не позволяла показаться в столице прежде, чем сбудется хотя бы часть обещаний. Мунт никого не любил, ему некуда и не к кому было возвращаться.