Svengaly - Красноармеец Горшечников

- Ясно, - протянул Горшечников, утирая пот с чумазой щеки. Вечер стоял душный.

- Не «ясно», а «так точно, товарищ комиссар»!

- Так точно, товарищ комиссар, - повторил парень, не отрывая ненавидящего взгляда от выбритого до синевы подбородка комиссара

- Почему рожа в саже? Патлы свои пригладь. Что, на селе масла не нашлось?

- Так точно, товарищ комиссар. Всё на вас извели, - буркнул Горшечников.

Лютиков засмеялся.

Комиссар не обратил на издёвку внимания.

- Уже неделю тут канителимся, а Шмелёва все нет. Поезжай-ка ты, Горшечников, к Темнолесскому, на разведку. Возьми с собой Улизина и…

- Меня! - выглянула из хаты Георгина.

- Зачем она такая неугомонная? - спросил Снейп у Лютикова. - А? Чего ей неймётся?

- Революционная сознательность, - объяснила Георгина.

- Ладно, Грамматикова, езжай. Убьют тебя - назад не возвращайся. И за Горшечниковым приглядывай, уж очень он до старушечьего добра жадный.

Снейп тряхнул отросшими волосами (Гарька считал их политически вредными, потому что они делали комиссара похожим на батьку Махно, то ли дело - комиссар Котовский!), развернулся на каблуках, вскочил в седло и поскакал вниз по улице. Чёрная бурка Снейпа, как демоновы крылья, летела по ветру.

- У, жидовская морда, - в сердцах выдохнул Гарька.

- Он, между прочим, немец, а не еврей, - Георгина убрала непослушные прядки волос под косынку, не отрывая взгляда от чёрной фигурки, едва видной уже в клубах пыли.

- Всё равно нехристь! И чуждый элемент! - не сдавался Гарька.

О том, что Снейп был офицером в царской армии и даже получил крест за отвагу, знали многие.

- Север прав. Не надо было отбирать сахарные головы у старухи.

- Ну да, как чай с сахаром пить - тут никто не рыпается! Снейп - тот вообще стрескал этого сахара больше всех! Да и забрал-то я у неё меньше половины.

- Пошли в хату, там самовар сейчас закипит, - примирительно сказала Георгина. - Попьем чайку на дорогу.

- Небось, для Севера самоварчик ставила, - поддел её Горшечников.

- Вздор городишь! - ощетинилась подруга.

После памятного боя под Чаплыжным комиссар, как похмельный, выполз к полудню из своего закутка и с тех пор на Георгину только косился и норовил отослать подальше от себя.

- Куда это комиссар полетел? - подкатился Ромка Улизин.

Георгина сдвинула брови.

- Нам, друг, его пути безразличны, - проговорил повеселевший Гарька. - Идём в разведку. Будем Шмелёва искать.

Георгина пошла собираться.

- Она с нами, - сказал Горшечников.

Улизин приосанился.

- Мириться хочет, - сказал он важно. - Сразу, понятно, не прощу. Надо своё главенство показать, чтоб неповадно было.

Гарька не стал смеяться над другом и даже улыбку спрятал, отворотившись.

Георгина на Ромку теперь смотреть перестала. Прошла любовь, завяли незабудки. Сунулся он было к ней - вышибла из хаты прикладом, да так, что долго ещё перед глазами у Ромки кружили жёлтые птички.

- Не пойдёт Шмелёв через Темнолесское, - сказал Горшечников, как выехали за околицу.

- Это почему? - спросила Георгина.

- Зачем крюк делать? Я так думаю, он через Кущевку двинется.

- Комиссар сказал…

- А тебе бы всё комиссару в рот заглядывать! Или куда ты там ему заглядываешь… - Ромка повернул коня вслед за Гарькой.

Георгина отстала.

- Ромка, придержи язык, - предупредил Горшечников. - Георгина мне друг.

- А я не друг? - обиделся Улизин.

- Друг, - согласился Гарька. - Но слов таких больше не говори.

Георгина, красная, как маков цвет, нагнала их на повороте.

Спустилась тьма - не видать дороги. Решили заночевать, а утром продолжить путь. Прихлестнули коней к тополю, развели костерок, пожевали хлеба и легли спать. Георгина устроилась по одну сторону костерка, парни - по другую.

Зажглись звезды, выкатился блестящий, похожий на начищенную медаль, месяц. Гарька поднял тяжёлую голову с седла.

- Я стерегу, стерегу, - пробубнил сонный Ромка.

- Ага. Я сейчас.

Не станешь же рядом с Георгиной нужду справлять - отошёл подальше, за кусточки.

Только успел он расстегнуть порты да заворотить рубаху, как застучали копыта; смутная тень вороном пролетела по еле розовому закатному краю.

«Бес», - подумал Гарька спросонья, но вмиг опомнился и выругал себя за предрассудки.

Всадник повернул к зарослям.

Гарька решил, что кричать «Стой! Кто идет? Стрелять буду!», когда выстрелить он может только из того, что промеж ног, - дело неразумное.

Он вернулся к костерку, схватил наган и пихнул Ромку в бок.