famlia - Sing For Me, Cry For Me

Но Рон с каждым днём становился всё более и более странным, и у Гарри не было ни желания, ни сил разбираться ещё и с этой проблемой. Он был решительно настроен обеспечить себе как можно больше положительных эмоций, и Рон был отнюдь не тем человеком, который мог бы помочь ему почувствовать себя лучше: друг всегда был склонен видеть исключительно отрицательную сторону вещей. Хотя Гарри и подозревал, что в нынешнем угнетённом состоянии Рона есть доля и его вины.

Где-то в середине шестого курса они стали постепенно и как-то незаметно отдаляться друг от друга. Они всё ещё, как и прежде, проводили вместе всё своё свободное время. Но при этом он всем своим сердцем чувствовал, что между ними пролегла незримая трещина, неумолимо разрушающая их дружбу. Шло время, и Гарри снова и снова убеждался, что Рон - не совсем тот, кого бы он хотел видеть на месте своего лучшего друга. Тот был слишком мелочен, слишком нетерпим; совершенно не умел ни прощать, ни идти на компромиссы. И это не считая того, что он был также довольно завистлив и ревнив. Всё это в купе и заставило Гарри ещё больше ценить компанию Гермионы.

Изменения в их с лучшей подругой отношениях стали заметны и окружающим: они всё чаще стали держаться за руки, обниматься, или же просто сидели, тесно прижавшись друг у другу. Но теперь уже без Рона. Гарри никогда бы не осмелился попросить того присоединиться к ним; не стал бы искать у друга сочувствия, и вряд ли решился бы завести с ним откровенный разговор по душам. Рон определённо был не создан для всего этого. В отличие от него, Гермиона была более чуткой и умной, способной при необходимости на искреннее сострадание и утешение. Она всегда инстинктивно угадывала, когда он отчаянно нуждался в её заботе. Ну, или почти всегда.

Но и она не была совершенством, и у неё тоже были некоторые мелкие недостатки, и Гарри считал, что в его случае это просто замечательно. Потому что он знал, что она всегда примет его со всеми его недостатками и несовершенствами, в то время как Рон на пару со всем остальным Магическим миром, был искренне убежден, что Гарри Поттер должен быть чем-то идеальным, чем-то абсолютно безупречным. Словно он был и не человек вовсе; не обычный студент, как и все прочие. Рон всегда был чрезвычайно зависим от чужого мнения, осуждая малейшие отступления от норм общественной морали, и он едва ли смог бы смириться с подобным, даже если бы речь шла о его лучшем друге. Рон был слишком близоруким, чтобы увидеть и понять, а тем более принять истинное положение вещей; его суждения были слишком поверхностными. В отличие от него, Гермиона всегда смотрела в самый корень проблемы, видела саму её суть, тщательно всё анализировала и неизменно делала собственные выводы, не обращая никакого внимания на то, что об этом думают другие.

Конечно, было и то, чем Гарри никогда бы не решился с ней поделиться. Он ни минуты не сомневался в её понимании и способности к состраданию, и был более чем уверен, что даже в данном вопросе она оказалась бы целиком и полностью на его стороне, но он никак не мог набраться смелости рассказать ей всё правду. И он искренне не мог понять причину этой нерешительности. Он знал, что ему просто жизненно необходимо выкинуть всё произошедшее из памяти, но временами его охватывали сомнения: что же именно он так страстно жаждет забыть? То, что с ним вообще произошло что-то подобное? То, что всё это с ним проделал Люциус Малфой? То, что он оказался не в состоянии защитить себя? Или, может, то, о чём где-то в самой тёмной глубине его подсознания нашёптывал вкрадчивый внутренний голос: что он наслаждался каждым мгновением совершаемого над ним насилия; и неважно, происходило это с его согласия или нет.

И он был уверен, что Гермиона вряд ли будет в состоянии понять это. Ведь он и сам до сих пор так и не смог, ни понять этого, ни простить. Он не мог простить себя; не мог простить Люциуса; он всё ещё винил и ненавидел Снейпа за то, что он оставил его там одного, безоружного и беззащитного. И наконец он винил Драко Малфоя, послужившего первопричиной всего произошедшего. Но из всех этих людей, именно на него вина лёгла самый тяжким грузом, поскольку он так и не смог просто взять и забыть обо всём.

Но среди всей той неразберихи, что сейчас царила в его голове, была только одна вещь, в которой он был абсолютно уверен. Он был уверен, что Рон никогда не сможет его понять и простить. Вместо этого он скорее станет обвинять самого Гарри в том, что тот оказался слишком слабым и не таким безупречным, как он всегда о нём думал.