Макс Армай - Звезда и жернов

Дэдэн запыхался от своего рассказа и поискал глазами, чем бы ему промочить горло. Нгунги рассеяно перехватил его взгляд, и со стола, стоящего слева от окна, немедленно поднялся графин и резко наклонился, наполнив большой серебряный кубок водой с лимоном. Затем графин вновь опустился на стол, а кубок, в свою очередь, воспарил иплавно, но довольно быстро, подлетел к старому волшебнику. Дэдэн удовлетворённо, но немного завистливо пробормотал:

— Да, хорошо быть молодым и сильным! Я-то уж здесь и думать забыл о подобных приятных мелочах!

Сделав несколько больших, жадных глотков, Дэдэн поставил кубок рядом с собой и продолжил повествование:

— После я осмотрел мальчика, и никаких следов Силы не обнаружил… Вообще ничего не обнаружил! Из чего и сделал вывод, что дело не в нём, и он был использован исключительно, как внешнее тело… Шкаф мы с Вэйсом сразу же разломали, после чего доски от него Вэйс сжёг… — при этих его словах, верховный ит как бы немного расслабился, — а всем своим домочадцам он объяснил, что в ту беспокойную ночь он, будучи и так очень старым, окончательно развалился… Впрочем, то же самое тогда случилось, со столь же ветхой мебелью, почитай, у половины горожан… К сожалению, сын Вэйса, знает, что, на самом деле, произошло в ту ночь… Но Вэйс, да и я, строго-настрого запретили мальчику обсуждать это с кем-либо. Можно, конечно, заставить его забыть интересные для нас события, но я, до твоего приезда на это не решился, ибо искусство моё в этом, увы, пока ещё далеко от совершенства, а, кроме того, Вэйс — мой друг, и мне не хотелось бы, чтобы его сына подвергали подобному воздействию Силы.

Дэдэн посмотрел прямо в зелёное пламя глаз Нгунги, но тот никак не отреагировал на его слова. Почувствовав, что он его не убедил, Дэдэн яростно продолжил:

— Я думаю, что так изменить его память, чтобы кто-нибудь внимательный не почувствовал это, будет довольно трудно!

— Дэдэн… Я понимаю, что Вэйс — твой друг. Но я-то — верховный ит, а не сентиментальный школяр, и наша былая дружба, в данном случае, решительно ничего не значит. А кроме того, всем прекрасно известно, что твои знания, в данном разделе магии, воистину удивительны… Я уверен, что с мальчиком ничего плохого не случиться… По поводу же твоего последнего замечания… Что ж, такое тоже возможно… Но тогда правильным решением было бы избавиться и от нди’а Буни, и от всех его домочадцев, в результате какого-нибудь несчастья… Даже несмотря на то, что это — слишком грубо, и уж во всяком случае, точно, вызвало бы какие-то подозрения и вредные для нас слухи, — Нгунги сплёл между собой тонкие пальцы, и в свою очередь уставился на Дэдэна, мрачно взиравшего на него, а затем, вдруг, довольно улыбнулся. — Но вот только зачем? Что такого особенно важного они могли бы рассказать, чего и без них не узнали бы те, кого это интересует?.. По этой же причине, я думаю, что и память мальчику лучше не менять. Это, и вправду, скорее лишь привлечёт к нему излишнее внимание. Пусть всё остаётся, как есть… а мы понаблюдаем. Я уверен, что рано или поздно, но в городе появиться великое множество любопытствующих, и вот тогда, мы, может быть, кое-что и узнаем… А вот то, что ты уничтожил шкаф — это хорошо: Гильдии не нужны такие незваные гости… даже ценой столь удивительных артефактов. И я не премину сообщить об этом смелом и решительном твоём поступке на Совете.

— Спасибо, — сухо поблагодарил Дэдэн, чувствуя, что выказал себя полным дураком.

— А теперь, я бы хотел видеть этого мальчика!

— Может быть завтра? Ведь уже почти что ночь! — с едва скрытым раздражением возразил Дэдэн.

— Нет, Дэдэн, — Нгунги грациозно поднялся с ковра и подошёл к креслу. — Я хочу видеть его немедленно!

Дэдэн расстроено кивнул, и тяжело пыхтя, неуклюже встал на ноги:

— Хорошо, Нгунги. Как пожелаешь! — с этими словами он поклонился и, ещё раз пытливо взглянув на верховного ита, вышел из комнаты.

Рин сидел у окна и, бог знает в который раз, читал «Великие приключения, выпавшие на долю достославного рыцаря ади Тургвира Индэрнского в его удивительном путешествии за Срединный хребет, записанные и изложенные смиренным прингидом Кабигом Огдари из Китрамского монастыря всеблагой пятирицы Провидения Господня». Вернее, пытался читать, ибо мысли его, то и дело, перепрыгивали с одного на другое, и он то вновь и вновь переживал стыд и унижение, испытанные им по воле герцогского гнева, то вдруг вспоминал, увиденные с заброшенной дозорной башни чудеса, то, в сотый раз, спорил с Ндади, или потрясённо слушал волшебника Дэдэна и своего отца. Одним словом, сосредоточиться на книге ему никак не удавалось. Он выглянул в окно, но и там ничего достойного внимания не происходило. Чуть в стороне, направо, в сгущающихся сумерках, виднелась одна из подвод торговца из Чёрных Мхов, не поместившаяся во дворе. Кузнец, ко вчерашнему вечеру, закончил, наконец, свою работу, и подводы даже уже загрузили, но торговец, захваченный вихрем последних событий, теперь нетерпеливо ожидал, чем же всё это закончится, жадно ловя любые слухи и обходя ради этого один трактир за другим. Прямо под окном, их горничная Лигурта, усевшись на скамеечку, лениво оттирала песком пригоревшие сковороды и кастрюли, более увлекаясь беседой с Ценги, соседским парнем, нежели порученной ей работой. Налево же улица загибалась, и Рин видел лишь вызывающе роскошный дом нди’а Ффунгри — преуспевающего цехового старшины кондитеров, а негласно — ещё и шоколадоваров. Его шоколадоварни находились на самом востоке города, у реки. Перед его домом даже улица была замощена, и с каждой его стороны, на стене, висело по фонарю, которые зажигали с наступлением темноты. В силу того, что такое совмещение должностей весьма недвусмысленно противоречило городскому закону, то на бумаге гильдию шоколадников возглавлял муж его старшей дочери — Анфер. Однако, все прекрасно знали, кто же на самом деле является её истинным хозяином. А объяснялось это тем, что данное лакомство появилось в их краях совсем недавно — всего лишь лет двадцать назад — отчего, очень многие вопросы, с ним связанные, так и не были пока разрешены.