Андрей Валентинов - Если смерть проснется

Навко понял, что не заснет. Он и так выспался — лег рано, с темнотой. Оставалось раздуть костер, чтобы слегка погреться. Ночь выдалась холодная, и он порадовался, что до белых мух добрался до Валина.

Огонь разогнал ночные страхи, но недоумение осталось. Почему Баюр не отпускает его? Конечно они были знакомы — вместе пили, вместе гуляли. Но в тот день, когда брали Бусел и Навко бросил ополченцев на дом Ивора, где засели предатели, пришлось драться с теми, с кем вместе вырос, с кем пас коров, ходил в ночное, косил пахучее сено на дальних лугах. До сих пор он помнил их: Бабра, Матавита, Згура. Все они, холопы Ивора, погибли в тот день, не желая оставить предателя-дедича. Матавита Навко убил сам — и после сам же похоронил, тем же вечером, когда дом дедича уже догорал. С Матавитом они дружили с самого детства, и Навко плакал над свежей могилой. Но мертвый друг никогда не тревожил его снов. Наверное, понимал — не Навко убил его. Его убила война — и нелепая верность дедичу, предавшему свой народ.

Навко отогнал невеслые мысли, погрел над огнем ладони и достал из мешка берестяную мапу. Он нашел ее в вещах Баюра, и она очень пригодилась в пути. Теперь мапа уже не нужна — Валин рядом. Вот он, нацарапанный на серой бересте — три домика, окруженные тыном. Великий Валин… Смешно: такой город

— и всего три домика. Хотя мапа — она и есть мапа.

Навко скатал бересту и хотел положить обратно в мешок, но передумал и бросил в гаснущий костер. Все, что было на мапе, он запомнил наизусть, а такая вещь может стать опасной. Не у каждого путника можно найти такое! До сих пор Навко везло, но возле Валина его наверняка задержат. Рели не у города, то в воротах, и наверняка — во дворце наместника.

Оружие… Нож и клевец — это можно оставить.

Ничего странного, что путник из Коростеня взял в дальнюю дорогу топорик. А нож у него самый простой, охотничий и даже не очень дорогой.

Итак, ни одежда — обычная, не рванье, но и не новая, ни оружие, ни берестяная чашка — не могли его выдать. Разве что это…

«Это» лежало на самом дне мешка, завернутое в тряпицу. Навко не стал доставать сверток. Лицо Баюра еще стояло перед глазами, и не хотелось видеть вещь, которую забрал у мертвеца. Он и так ее помнил — тяжелую, серебряную, с литой рысью на самом верху. Навершие жезла — зачем оно Баюру? Ответ мог быть один — чтобы показать Кею Уладу. Рыжий Волчонок мог не поверить волотичу, и литой бобер — тамга древнего рода — должен стать опознавательным знаком. Много раз Навко хотел выбросить опасную памятку, но все же не решился. Пригодится — чтобы Кей Улад поверил, но уже не сыну Антомира, а ему самому.

Над густыми кронами, еще не потерявшими листву, светлело. Можно идти. В предрассветных сумерках меньше риска встретить стражу. Его все равно задержат, но пусть это случится ближе к Валину…

Навко вышел на дорогу, поежился от утреннего холода и быстро пошел вперед, прямо на закат. Скоро, уже скоро. И тогда — конец сомнениям. Он будет знать все. И главное — не опоздал ли?

Навко хотел вспомнить лицо Аланы, такое, каким он видел его в последний раз, но вместо этого вновь увидел Баюра — мертвого, с бессмысленными пустыми глазами. Будь он проклят, предатель и сын предателя! Почему он, Навко, должен мучать-ся из-за того, что просто выполнил свой долг!

Но злость тут же прошла, и Навко понял, что ответ лежит рядом. Он лгал — сын Антомира был предателем, но погиб не из-за этого. В тот миг, когда Навко вонзал нож в его широкую спину, меньше всего думалось о родине и о приказе Правительницы…

Лицо Баюра сгинуло, но на смену ему явилось другое — суровое, со сжатыми губами. Велга — Седая Велга, Государыня Края. Навко показалось, что он вновь слышит ее голос: «Антомир посылает своего сына к Рыжему Волчонку в Валин. Кто остановит изменника?». Навко первым сказал: «Я, Государыня!», и сумел добиться, чтобы послали именно его. Ведь он знал Баюра — предателя и сына предателя. Даже дважды предателя — изменившего сначала своему народу, а затем и хозяину — Рыжему Волку Сваргу. Убить врага — долг, но Навко уже тогда знал, что выполнит приказ не ради Края. И, наверное, из-за этого мертвый Баюр постоянно напоминал о себе. Те, кого Навко убил в Буселе и позже, на страшном поле под Коростенем, молчали — им сказать нечего. Но веселый парень, когда-то снисходительно хлопавший по плечу молодого холопа, словно повторял каждую ночь: «Ты убийца, навий подкидыш! Ты убил меня не ради своей проклятой свободы и не ради Матери Болот! Тебе нужно пробраться в Валин — и ты убил меня, холоп!»..