Олег Верещагин: Последний воин

Ни слова не будет сказано о рассечённом мечом человеке, который отказался предать клятву. О том, как пытали Фередира и как выламывали душукричащему от ужаса мальчику по имени Пашка…

…Ну нет, князь Руэта.

Ну нет, король Ангмар…

…Гарав поймал «на мушку» еле различимый овал лица. Чуточку поправил прицел — на таком расстоянии стрела неизбежно снизится, и уже немало… вот так должно хватить. Сделал вдох. Выдох.

И выстрелил.

Две секунды Гарав оставался неподвижным, как камни, среди которых лежал. А потом… потом он увидел, как всадник сделал короткое движение рукой — и начал валиться из седла на конский круп. Не упал — высокая задняя лука удержала тело, сейчас уже больше похожее на тряпичную куклу, а не на героя учебников истории…

…Болт с гранёным бронебойным наконечником попал Руэте Рудаурскому в левый глаз.

Вождь холмовиков и самозваный князь Рудаура умер ещё до того, как начал заваливаться на спину.

Мгновенно.

А Гарава — Гарава спасло то, что никто из окружавших Руэту телохранителей не мог даже предположить, что прицельный выстрел из арбалета сделан за две с половиной сотни ярдов. На гряду холмов за деревьями никому просто не пришло в голову посмотреть.

Потому что убийца и не думал никуда бежать. Он сел, осторожно положил арбалет на колени. Покачал головой и закрыл глаза.

Добравшееся до холмов солнце согрело ему лицо, и это было приятно. Больше он ни о чём не думал. Если бы сейчас его нашли дружинники убитого и начали рубить мечами, он бы, наверное, только рассеянно улыбнулся в ответ.

Руки Эйнора не легли Гараву на плечи — нет, вцепились, как стальные штурмовые крючья в обрез стены. Силы в них было столько, что сопротивляться не имело смысла. Да Гарав и не пробовал. Не хотел.

— Ты застрелил Руэту из арбалета?! — бешено спросил нуменорец, подтягивая оруженосца ближе к засветившимся гневом глазам. Гарав кивнул, не пытаясь сопротивляться, не отвёл взгляд. — Без всякой чести?!

— Какой чести ему надо? — процедил мальчишка. Он не был испуган, скорей подкатило туповатое равнодушие. — Получил, на что давно нарывался…

«Нарывался» Гарав сказал по-русски. Эйнор тряхнул оруженосца, как старый плащ — клацнули зубы, противно болтнулось что-то в голове:

— Не смей говорить непонятно!

— Ты же всё равно не поймёшь. — Гарав вернулся к адунайку. — Даже если я буду говорить на этом языке, рыцарь Эйнор… Ты не видел, как он зарубил людей, не хотевших изменить присяге. Только за это. Какой чести он ждал? Я сделал то, что сделал. И рассказал тебе, и это правда — ты можешь поехать туда и послушать, как там воют по этой сволочи… И я рад тому, что сделал. Можешь меня высечь, отослать прочь, убить; наконец — опозорить своим словом на весь Север… Руэты больше нет. Как нет во мне раскаяния в содеянном.

Мальчишка перевёл дух, как будто успел высказать что-то очень важное перед казнью.

— Ты сам умрёшь от стрелы, пущенной без чести, — сказал Эйнор спокойно, даже отстранённо как-то, выпуская плечи оруженосца. — Уходи прочь и сделай так, чтобы я тебя не видел хотя бы этот день. Я ничему не научил тебя.

Гарав тщательно поправил одежду. Молча отсалютовал кулаком — к сердцу — вперёд-вверх, королевским салютом, про который Эйнор же ему и рассказывал. Чётко, непонятно повернулся — красиво так, пристукнув каблуками. И вышел.

— Ты неправ, Эйнор… — сказал молчавший всё это время Фередир. И не опустил глаз, когда нуменорец обернулся к нему — с прежним бешенством. — Ты не прав, рыцарь Кардолана, — упрямо повторил Фередир, вставая. — Если кому и судить Гарава, то не тебе и не мне. Не нам, спасшимся ценой щедрого ломтя, отрезанного от его души.

— В благодарность я должен покрывать выстрел труса?! — огрызнулся Эйнор. Но как-то неуверенно. Злость в его глазах сменилась сомнением — лёгким пока, тонким, как дымка над полем.

— И второй раз ты неправ, пророча ему такое, — продолжал Фередир. — Люди твоей крови должны следить за тем, что говорят в гневе. А Руэта был смел, но подл. И получил впрямь давно отмерянное судьбой; вот только передать свой дар она как-то не удосуживалась, вот и пришлось послужить гонцом Гараву.

— Оставь свои суеверия! — рявкнул Эйнор. — Мне надоело, что меня учат жизни мои собственные оруженосцы!

Фередир тоже молча отдал честь — королевский салют — и вышел.

Эйнор остался стоять посреди комнаты…

…Гарава Фередир отыскал за сараем, где тот сосредоточенно и деловито ломал арбалет. Несомненно, Волчонок услышал шаги друга, но глаз не поднял, кинжалом пытаясь расщепить удобный приклад. Кинжал скользил по медной оковке, не хотел резать прочное дерево…