Олег Верещагин - Последний воин

Эйнор уехал, разрешив отдых. Оруженосцев с собой он не взял и ничего не объяснил, кроме того, что вернётся утром — а вместо себя оставил одного из сотников, Хенгиста…

…Люди собрались в нижнем зале трактира, практически до отказа его забив. Раненых и больных разместили-разобрали по домам, а остальные явно собирались отдыхать «по полной». Оруженосцы устроились за столом — честно говоря, не веря, что это правда: комната и огонь в очаге плюс горячая еда. А вокруг требовали вина, пива, мяса — и трактирщик явно подсчитывал барыши загодя.

— Расторгуется за весь год — и с семьёй вместе на побережье в Гондор, — сказал Гарав задумчиво, чувствуя, что никак не может расслабиться — в теле словно были натянуты болезненные подрагивающие струны. — Может, мне не селекцией заняться, а курорт открыть?

(Мысль о селекции из области однажды брошенной шутки, кстати, перешла у него в стойкое желание. Он решил выводить новые породы кур и кроликов. А что? Тазар, конечно, будет только «за».)

— Думаешь, ты первый? — Фередир частично понял сказанное. — Там полно постоялых дворов… Эх, съездим мы с тобой к нам — увидишь! Это тебе не умбарская печка! И не здешняя мокреть, у нас…

— Теперь уж будущей весной. — Гарав поморщился. — Заодно и свой домик посмотрю… А зимовать-то куда загонят, неужели, правда, в поле?.. Знаешь, Федь, я никак… ну… в общем, тяжело как-то, как будто хочу уснуть и просыпаюсь…

— Давай тоже погуляем как следует, — предложил Фередир. — Я понял, о чем ты. У меня сейчас так же.

— Погуляем — напьёмся, в смысле, что ли? — немного смущённо хмыкнул Гарав, вспомнив летнюю историю с Аганной, будь он неладен.

— Ну да.

— А ты раньше напивался? Чтобы совсем… в ноль, как у нас говорят? — шёпотом спросил Гарав.

Фередир пожал плечами:

— Пару раз.

— А я никогда, — соврал Гарав.

— Да ничего страшного, если не пить так каждый день, то три-четыре раза в год это даже полезно, — совершенно серьёзно объяснил Фередир. — Иначе у воина может лопнуть сердце. Конечно, лучше пить в большие праздники. Но, в конце концов, ты тут столько пережил, — в голосе Фередира прозвучала искренняя и тёплая приязнь, — что не грех и просто так. Да и повод всё-таки есть. Ну, будешь?

— Буду, — решительно кивнул Гарав. — А ты со мной напьёшься?

— А как же?! — усмехнулся Фередир. — Сегодня вина всем хватит, только плати. Эй! — окликнул он кухонного мальчишку. — Две полных кружки — и не местную кислятину, а южного, с моей родины — ну?!

— Погоди-ка… Эй! — окликнул хозяина Гарав и, поднявшись, метко бросил на стойку тяжело брякнувший кошель. — Наливай отсюда всем кардоланцам… и всем вообще, пока не покажется дно, ну?!

— Дагооооор!!! — восхищённо взревела вся компания. Клич катился к стенам зала по мере того, как воины передавали друг другу слова оруженосца.

Две первые кружки мальчишка принёс Гараву и Фередиру. Гарав взялся за грубую ручку и, глядя в глаза друга, ткнул глиняный бок своей кружки — в глиняный бок его:

— За моё несбывшееся счастье! И пусть всё горит огнём!

— Пусть всё горит огнём, — кивнул Фередир.

Оруженосцы сцепились локтями — «брудершафт» — и опустошили кружки, не отрываясь…

…Через полчаса Гарав был здорово пьян. По-настоящему. Но язык и ноги у него пока не заплетались, поэтому, когда раздались вопли, тоже не вполне трезвые:

— Гарав, спой!

— Волчонок, песню!

— Песню!

— Спой, Гарав!

— Га-ра, Га-рав! — Он махнул рукой, жалея, что оставил лютню в столице, влез на стол, метко пнул какое-то мешавшее блюдо, заложил руки за голову, пошире расставил ноги и почти проговорил:

А потом почти взвизгнул: