Андрей Стригин - Последний блюз ночных

— А пошёл ты! — я отворачиваюсь.

Меня грубо хватают за грудки, не раздумывая, бью в челюсть. Парень с грохотом летит через стулья. Немая сцена, словно по Гоголю «Ревизор», но вот, первый шок походит и старослужащие, со зверскими лицами несутся ко мне.

Классно служба начинается, в унынии думаю я, и выскакиваю в проход между кресел.

Первого сбиваю простым ударом кулака, второй отступает, на лице появляется недоумение и страх, но отступать ему некуда, он старослужащий, необходимо держать марку. Он снимает ремень, делает отмашку, бляха с противным звуком жужжит у моего лица. Делаю подсечку, легонько бью ногой по зубам, но кровь брызнула, отбираю ремень.

На меня все смотрят в ужасе, но больше те, с кем я приехал. Как-то всё пошло не так, наверное они думают, что надо терпеть, а затем, когда станешь старослужащим, самим отыгрываться на молодых, а не бузить с самого начала службы.

— Всё воин, тебе конец! — с этими словами старослужащие уходят, сплёвывая кровь на чистый пол.

Мне действительно страшно от их угроз, но что произошло, то произошло.

— Тебя как звать? — слышу доброжелательный голос. Поворачиваю голову. Рядом присаживается хрупкого телосложения парень, наверное, кореец.

— Кирилл, — охотно отвечаю ему.

— Меня Ли. Где драться так научился?

— В Севастополе.

— Слышал, у вас школа каратэ хорошая, — кивает головой. — Но она больше спортивная, против профессионала с ней не попрёшь, — неожиданно говорит он.

— Ты что, тоже занимаешься? — понимаю я.

— Слышал такой совхоз «Политотдел»?

— Нет.

— Когда в Союзе еще не знали, что существует такая борьба, у нас уже пояса получали.

— У тебя, что и пояс есть? — удивляюсь я.

— Есть.

— Какой?

— Чёрный.

— Врёшь!

Ли снисходительно пожимает плечами и улыбается странной корейской улыбкой.

— Извини, просто у нас пояса получить практически невозможно, — смущаюсь я.

— Это понятно, Федерации по каратэ у вас нет, а у нас под боком Корея, родственники, ну и прочее.

— Здорово.

— После службы в гости приезжай, у нас часто русские бывают, в основном на заработки… за сезон до шести ста рублей можно получить, — неожиданно говорит Ли.

— Идея интересная, может, и приеду, — соглашаюсь я.

Так в разговорах отвлекаюсь от происшедшего инцидента, а там пытаемся устроиться на отдых. Улеглись прямо между рядов, неудобно, холодно, а что делать, но нас не забыли, среди ночи громко хлопает дверь.

— Подъём, бойцы!

Вскакиваем. Протираем глаза, злобно сопим.

— Строиться на улице! — гаркнул плотный прапорщик. Глаза у него на выкате, лицо одутловатое, кулачища как две пудовых гири.

Суетимся, бежим, бестолково становимся в строй.

Прапорщик окидывает нас суровым взглядом и ведёт в сторону казарм. Вваливаемся в душное помещение. Подбегает старший сержант.

— Размести, — рыкнул прапорщик и скрывается в кабинете.

— Значит так, воины, — старший сержант сверлит нас взглядом, — как пушинки взлетели на койки и, чтоб ни скрипа, — в голосе звучит нешуточная угроза.

Солдат в казарме мало, кого-то перевели в другие части, а здесь те кто запозднился с дембелем. Все свободные койки, оказались без матрасов, а на наших матрасах, сладко посапывают «деды».

Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со всех сторон посыпались тумаки, это оказалось настолько действенным, что скоро возникает абсолютная тишина.

Спасительный сон мягко вышибает дух и улетаю в светлые дали: Я незнаком себе, еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой зелени, а вот выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят. Вхожу в дом, меня встречает мать:- Уже приехала из Москвы? — с удивлением спрашиваю её.

— Пришлось, собак же надо кормить, — вздыхает она.

С тревогой замечаю, как она постарела, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.

— Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться? — с укором спрашиваю её.

— Ты, очень далеко, сын, — непонятно произносит она.

Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади звучит музыка с танцплощадки: «… листья жёлтые над городом кружатся…», а у забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу — она взрослая женщина, роскошные волосы искрясь, ниспадают на покатые плечи, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон тревоги:- Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?