Андрей Стригин - Последний блюз ночных

— Нам необходимо быстро уходить. В хорошие времена под инфекционкой опасно задерживаться, а сейчас и подавно, — Костя Сталкер с тревогой оглядывается. — К этому ручью не подходите, из лаборатории сливают всякую гадость.

Как по коже граблями, проскрежетал звук открываемой двери, петли явно никогда не смазывали, кто-то, с усилием дыша, протискивается в узкую щель слегка приоткрытой двери.

В самый последний момент прячемся за грудой мусора. Тусклый свет от его фонаря в конвульсиях забегал по стенам, освещает наше убежище, скользит в сторону, упирается в грязную речушку.

Грузный человек постанывая, волоча ногу, приблизился к воде, с трудом опускается на колени, бормочет что-то напоминающее молитву, зачёрпывает ладонями воду, жадно пьёт.

— Что он делает?! — в ужасе восклицает Костя Сталкер.

— Тише, ты, — вздёрнулась на него Катя.

Мужчина встрепенулся, вероятно, услышал возглас Кости, поднимается с колен, водит глазами по тёмному помещению, раздувает ноздри, пытается унюхать наше присутствие, но воздух, пропитанный адской смесью лекарств, плесенью и гнилью, забивает обоняние.

Я хорошо вижу темноте и, вглядываясь в этого человека, начинаю понимать, это ещё одна проблема для нас. Ничего живого в его лице не вижу, кожа синюшная, в струпьях и язвах, нижняя губа отвисла и течёт с неё липкая слюна.

— Мора, это ты? — разносится его замогильный голос.

Воздух словно уплотняется, в опасной близости от нас падают камни, образуется большой проём. В него с трудом протискивается огромная женщина в белой одежде, с распущенными косами, в костлявой руке держит кровавый платок.

— Плёткой тебя от нехолощённого коня, — раздаётся её глубокий грудной женский голос.

— Ещё скажи, тележной осью наотмашь, и с первого раза, — охотно принимает её шутку грузный мужчина.

— Именно с первого удара, второй, тебя оживит, — выдавливает смешок Мора. — Зачем меня звал, хопотун, по делу или так? Смотри, когда-нибудь допросишься, дочерей на тебя напущу, — сурово сдвигает она брови.

— Снова шутишь? Я мёртвый колдун, дочки твои, мне до одного места, — цинично сплёвывает он на пол.

— Ты прикуси язык, не ровен час, оживлю тебя и отдам им на потеху, — беззлобно говорит она, утирается кровавым платком, не замечая нас, проходит совсем рядом, я даже почувствовал её запах, словно давно увядших роз.

— А знаешь, — неожиданно грустнеет хопотун, — а я не прочь отдаться твоей старшей дочери, Невеи.

— Влюбился, что ли? — усмехается страшная женщина.

— По духу близки мы.

— Знаешь, что я скажу, — наклоняется к мёртвому колдуну Мора, — ты рылом не вышел, Невея не для таких как ты.

— Словно в душу наплевала, — морщится хопотун.

— Рассмешил, души у тебя нет, и была ли она когда-то у тебя, сомневаюсь!

— Когда-то была, — задумался мёртвый колдун, — но я быстро и очень выгодно её продал.

— А выгодно ли? — с большим скепсисом говорит Мора, склонив большую голову.

— Вероятно, нет, раз ты Невею мне не отдаёшь, — раздувает ноздри хопотун.

— Заладил, Невею ему подавай! А, что ты для этого сделал? Вселяешься в покойников, по ночам сосёшь кровь и заедаешь живых людей. И это ты считаешь хорошей работой?

— На что учился, — хмыкает мёртвый колдун.

— Вот и не дёргайся. Зачем меня звал?

— Так ты сама пришла, — хопотун в недоумении пожимает плечами.

— Я прихожу тогда, когда требуется массовый мор напустить, — Моровая Дева встряхивает распущенными косами.

— В принципе, да.

— Что, да?

— Время пришло, новый бог требует больших жертв.

— Как мне надоели все эти ваши новые боги! То один, то другой и всем нужна лесть, поклонение и человеческие жертвы.

— Ты ли это говоришь, Мора? — удивляется хопотун. Ты опустошала целые страны и, если память мне не изменяет, даже континенты.

— Когда люди свергли своих старых богов, исчезла Совесть и душа стала товаром, я вычищала скверну, надеялась на обновление. Часто после пожара кедровые орешки трескаются и выпускают новые ростки, так и с людьми.

— Всё новое, а идеи старые, — задумался хопотун. — Толку никакого.

— Э нет, кое-что прорастает.

— Уже проросло, люди друг друга терпеть уже не в силах.

— Неужели надвигается революция?

— Верхи не могут, низы не хотят, — охотно соглашается мёртвый колдун. — Потусторонние выходят на поверхность, людей, всех до единого, скидываем в Пекло.

— Идея не очень хорошая, — Мора прикусывает губу, — и весьма грубая. Если людей не останется, и вы сгинете.