Иван Кононенко - Оборотный случай

Онир принялся тыкать бедолаге в глаза своей рукой, из которой даже кинжал не убрал. Тот отмахивался-отмахивался, а потом сдался и ответил:

— Ладно, понятно…

— И кто будет следить? Стяк…

— Нет, я не хочу, хоть убейте!

— Убьют, если не послушаешься! Тебя даже не заметят. А мы будем отсюда следить.

Стяк пихнул Онира:

— Сам следи, Онир!

Тот не остался в долгу:

— Я наблюдать не хочу!

Мы так спорили довольно долго. В плену время тянется не так равномерно, как при свободе действий, поэтому даже примерно не скажу, сколько прошло минут или часов. Иногда спор переходил на какую-нибудь другую тему, очень похожую на игру в квача без движения и на расстоянии вытянутой руки. Когда хорошие собеседники, и препираться интересно! Даже я участвовал и несколько раз ткнул брата по ребрам. Делал умело, чтобы до потасовки не дошло, хотя и так уже ведем себя как дети малые, а сами находимся под присмотром… как дети малые.

К спокойному и относительно трезвому образу мышления меня привела Ктори.

Я услышал голос охранницы, такой слабый, что оставалось лишь удивляться, как он прошел через ткань палатки. Похоже, слышно было только мне, сидел же все-таки около стенки.

«Выходи, я тебя не трону, Редви. Отвечу на твои вопросы, пока не поздно. Пока костер потух и они спят».

Это можно считать исполнением последнего желания? Одного из самых нелепых, держу пари, предсмертных желаний за всю историю страны?

И почему-то я поверил.

И даже выгодно было бы использовать эту возможность безнаказанно попасть на свежий воздух. Я сделал вид, что мне невероятно трудно дается это решение, и сказал:

— Я выйду и прослежу за ней.

Стяк меня спасал от возложенных обязанностей уже не раз, настал и мой черед. Надо ведь хоть когда-то отдать долг! Да и лучший способ следить за кем-то или отвлекать — быть рядом, я не кривил душой. Не верилось, что Ктори может причинить мне вред, даже после ее страшных слов, и я решил рискнуть — вряд ли будет хуже. А так на один должок меньше.

Впрочем… К тому же, может быть, в моем сознании, в котором жив еще ребенок, жила и вера в то, что смерть — нечто, происходящее не со мной и моим окружением, а с кем-то далеким и незнакомым. Нелегко было в смерть рядом поверить, хотя это как раз очень вероятный и даже неизбежный исход жизни…

Вздох, пара секунд — и я уже снаружи.

— Ты храбрый. Не то, что твои друзья, — синие глаза оборотня отражали свет, светясь так же, как луна. Саму обладательницу этих хищнических глаз не было видно: свеча уже почти закончилась и едва горела, и свет, пробивающийся сквозь ткань, не помогал мне нормально рассмотреть что-либо.

По шороху я понял, что Ктори сперва сидела на траве, а потом подвинулась ко мне — кроме глаз, которые иногда блестели, в темени я различал разве что фиолетовое пятно, призрак потухающей свечи, на огонь которой я посмотрел прямо перед выходом. Другого подспорья зрению не было: костер потушили водой, и даже угли почти не тлели, не давая небольшой, но такой ценный человеку свет. А я ведь даже не заметил, как все разошлись спать! Да, можно вообще что угодно проспорить и заметить, лишь опоздав!

— Не нападешь? — Опасливо осведомился я. — Приказ ведь есть приказ…

— Нет, не беспокойся. Я мирная… А за исполнением приказа никто не следит.

— И почему вдруг оборотню не хочется убивать?

Я ждал, но она молчала. Ждал довольно долго. Слышны были важные и какие-то торопливые вопли жаб вдалеке, шум темных, жутких и неприветливых деревьев, даже чей-то храп — но не связную человеческую речь. Тем не менее, я решил дождаться ответа и принялся тихо сидеть, стараясь даже средней громкости дыханием не отбить желание Ктори ответить. И вот уже когда я окончательно поверил, что она собирается смолчать, шепот ответа, такой непредсказуемо и неожиданно громкий, заставил вздрогнуть и меня, и шумно сопящих от любопытства друзей, прильнувших к стене палатки.

— Ну, я ведь могла уже убить тебя… Но не хочу. И так за жизнь слишком много убийств…

Голос у нее такой тихий и мягкий, но так хорошо слышен! Подобные люди могут не только врать и не краснеть, а еще и плести тебе бред спящего интанита, и ты все равно поверишь.

— А как же твои слова в палатке? Твой тон… Ты не врала.

— Прошу прощения, — оскалилась Ктори. — Это у меня с момента заражения. Дюже надоело. Иногда появляется, думаю, это вторая часть моего характера. Она может говорить неприятное, но это не я… Я добрая. Я не люблю убивать, не хочу.