Дмитрий Емец - Ладья света

— Зачем она их тебе присылает? Они же все на ее имя! — спросил Багров.

— Я у нее в подчинении, — сквозь зубы сказала Ирка. — Кино про войну смотрел? «Приказ генералу Петрову атаковать врага!» Думаешь, кто будет атаковать? Генерал Петров?

Багров взглянул на дату на последней упавшей бумажке:

— Она вчерашняя. То есть она уже… э-э… сделала все сама. Отработала заказ.

— Ясно, что отработала. А ты переверни бланк! — посоветовала Ирка.

Она сидела на полу и, играя со щенком, разглядывала шрам у него на груди. Щенок любил, когда она проводила пальцем по его шраму. Не любил только, когда трогала седое пятно. Но Ирка и не трогала. Знала эту особенность.

Багров перевернул бланк. По центру листа бежали маленькие кривые буковки. Казалось, их нацарапал пьяный.

«Смотайся в Афреку на вайну. Никак неуспеваю. Мамзя», — прочитал Багров.

— Почему она пишет так безграмотно? — кривясь, спросила Ирка. — Она же на любом языке может! И на латыни, и по-гречески! Она даже с Гомером виделась!

— Ну это да. Один раз точно виделась! — согласился Матвей.

Ирка поморщилась. Циничных шуток она не любила.

— Я не об этом! Зачем придуриваться, зачем делать ошибки? Она же умнейшая женщина!

— Мамзя! Мамзя она! — передразнил Багров.

С потолка на колени Матвею упала муха, дрыгнула лапкой и затихла.

— Надо же! — сказал Багров, поднимая ее за крылышко. — Муха прожила длинную интересную жизнь, а сейчас ей отчего-то вздумалось умереть. Не иначе как Мамзя наложила на нее свою косу!

— Осторожно! Мамзей ее могут называть только очень близкие люди, — серьезно предупредила Ирка.

— Такие, как ты? Еще бы: заместительница самой Мамзелькиной!

— Я не буду ничьей заместительницей! Пусть ищет себе другого «младшего менагера»! — сказала Ирка. В ее голосе было столько терпения, что Матвей почувствовал: она едва сдерживается.

— Нашла уже! Ты использовала свою косу раз пять!

— Три раза. И всякий раз это было животное, которое очень страдало!

— Палач страдающих зверушек! Милая социальная работа! — заявил Багров. — Мамзелькина тебя прикармливает. Понимаешь, да? Специально не спешит обрывать жизнь этих зверушек, потому что за животных ей не так влетает! А однажды, когда ты набьешь на страдальцах руку, она подбросит тебе человека Тоже для начала страдающего и просящего прервать его мучения.

— Уйди! Пожалуйста… — Ирка попросила это шепотом, так тихо, что Матвей даже не сразу расслышал.

— Что? Куда уйти? — переспросил он удивленно.

— Куда хочешь… хоть на час… мне тяжело, а ты меня добиваешь… Я тебя люблю, но дай мне совсем немного от тебя отдохнуть… — повторила Ирка.

На Багрова она не смотрела. Только на щенка. Казалось, она просит уйти его. Но щенок остался, а Матвей встал, резко повернулся и вышел. Из Приюта валькирий, куда они все-таки перебрались, он выскользнул по канату, привычно качнув его и разжав руки, чтобы приземлиться на кучу листьев.

Минут сорок он бестолково шатался по «Сокольникам», злясь на Ирку. Навстречу ему бежали девушки с наушниками, содержащие в глазах надежду и поиск. Ответственно вышагивали ежедневные километры целеустремленные старушки. Все уже нашедшие в жизни мамы везли коляски, а дамы в розовом вели на прогулку собачек.

Собачки, сдавленные поводками, припадочно кашляли на Багрова, он же, не отказывая себе в удовольствии, изредка выл волком — причем так кратко и едва уловимо, что люди не успевали понять, что это волк, зато собаки понимали это прекрасно и захлебывались от негодования.

Но это так — мелкая шалость. Багрову было скверно, так скверно, что он сам себя не узнавал. Когда Ирка была прикована к коляске, он вел себя намного благороднее и вообще был внутренне лучше, а теперь как-то провис. Получалось нелогично. То ты с железной волей несешься куда-то, недоедаешь, недосыпаешь, тебе плохо, но одновременно хорошо, потому что внутри тебя что-то кипит и происходит, а потом все разрешается, внешне все отлично, но в душе ощущаешь, как уткнулся лбом в глухую холодную стену и в сердце все рушится и умирает.

Матвей нашел под облетевшим деревом пустую скамейку и с размаху сел на нее. По плечу, распоров майку, скользнуло что-то холодное. Багров повернулся и увидел: из спинки скамейки торчит длинный ржавый гвоздь, вылезший, когда кто-то выбил одну из досок. Бросься Матвей на скамейку немного левее, этот гвоздь сидел бы сейчас у него в позвоночнике или в лопатке.

Повезло! Только повезло ли?