Саймон Грин - Победитель получает все

– Все не так просто, Джеймс. Хардкастлу всегда удавалось поддерживать статус-кво, а именно это и есть консерватизм. Консерваторы очень довольны им. И большинство консерваторов проголосует так, как скажет им начальство, вне зависимости от того, чье имя в списке. Кроме того, Хардкастл очень строго следит за законом и порядком, отчаянно сражается с рабочими гильдиями, что сделало его другом купечества. Ведь всегда существуют те, кто предпочитает известное зло неизвестному. И если мы собираемся убедить избирателей голосовать за нас, то должны прежде всего развязать себе руки, то есть подмазать нужных людей.

– Семь с половиной тысяч дукатов! На такие деньги я могу набрать небольшую армию!

– Может быть, так и придется сделать, если я не выйду на нужных людей. Надо платить колдунам, чтобы они не вмешивались, ублажать офицеров Стражи, чтобы быть уверенными в их защите. Затем – подношения рабочим гильдиям. Продолжать? Я имею опыт в таких делах, Джеймс. Думай об идеалах, а политику оставь на мою долю.

Адамант молчал, глядя на свой стол. Затем перевел взгляд на Стефана.

– Если что-то делается от моего имени, я хотел бы быть в курсе. Например, насчет найма телохранителей. На нас работает тридцать семь человек. Нам действительно нужно взять еще? На последних выборах Хардкастла охраняло более четырехсот наемников.

– Я знаю. В этом году трудно найти наемников. Судя по всему, на севере разгорится война. А генералы платят хорошо, лучше, чем политики. Большинство наемников, оставшихся в Хейвене, заключили долговременные контракты с консерваторами. Нам повезло, что удалось нанять тридцать семь человек.

Адамант твердо посмотрел на Медлея.

– Я знаю ответ, но почему эти люди оказались свободными?

Медлей недовольно пожал плечами.

– Они не были никому нужны…

Адамант вздохнул и отодвинул кресло от стола.

– Чудесно. Просто великолепно. Какие еще проблемы?

Медлей оттянул воротник.

– Мне кажется или же здесь действительно становится жарко?

Адамант открыл было рот, чтобы ответить, но остановился, когда его консультант внезапно уставился на что-то за его спиной. Адамант резко повернулся и увидел, что большое окно кабинета запотело. На его глазах сквозь влажные испарения проступило уродливое лицо с горящими глазами и кривой ухмылкой. Они услышали приглушенный голос, зазвучавший в их мозгу.

«Я знаю ваши имена. Они написаны кровью на остывающей плоти. Я раздроблю вам кости, выпью вашу кровь и буду смотреть, как жизнь уходит из вас».

Голос умолк. Темные пятна на месте глаз начали медленно расползаться, поглощая лицо, жара, наполнявшая кабинет, неожиданно исчезла. Адамант повернулся спиной к окну.

– Черт побери, – произнес он резко. – Я считал, что чары Мортиса должны защищать нас от подобных гадостей.

– Это же иллюзия, – возразил Медлей. – Поверь мне, здесь нам не может ничто угрожать. Нас просто пытаются запугать.

– Судя но вашим лицам, им это чертовски хорошо удалось, – сказала Даниель Адамант, входя в кабинет. Джеймс поднялся и тепло поздоровался с женой. Медлей вежливо кивнул и отвернулся. Джеймс взял жену за руку.

– Привет, Денни. Не ожидал, что ты так быстро вернешься.

– Мне не удалось пройтись по магазинам, дорогой. На улице просто невозможно находиться, даже с теми милыми людьми, которым ты поручил охранять меня. Между прочим, один из них обиделся, потому что обронил несколько свертков, а я отчитала его. Вот уж не думала, что телохранители такие чувствительные люди. Так или иначе, толпа невыносима – никогда раньше не было столько народу в дневное время, – и я решила вернуться домой.

– Знаю, тебе не нравится этот район, – сказал Адамант. – Но с точки зрения политики нам необходимо жить в районе, который я намереваюсь представлять в Совете.

– Понимаю, дорогой.

Даниель упала в самое удобное кресло и кивнула Медлею. Они едва переносили друг друга, что вряд ли кого-либо удивляло, если учесть, что их связывал только один человек – Джеймс Адамант.

Даниель происходила из старинной аристократической семьи и, пока не встретила Адаманта, никогда не думала о политике. Раньше она голосовала за консерваторов, потому что так делал ее отец. Адамант открыл Даниель глаза на множество несправедливостей, но ее, как и Медлея, больше интересовали люди, а не политика. Тем не менее из любви к соревнованиям она с большим энтузиазмом относилась к политической кампании мужа, несмотря на то, что большинство родственников перестало с ней знаться.