Мэри Стюарт - Принц и пилигрим

Он коротко рассмеялся.

— Занят, говоришь? У меня было такое чувство, будто меня живьем съедают… или будто я рождаюсь на свет, и роды не из легких. Я сказал, что я «вылупился». Жить, жить и вдруг оказаться принцем — дело нелегкое, но и принц отличается от короля, как яйцо от свежевылупившегося птенца.

— По крайней мере, будем надеяться, что вылупился орленок.

— Время покажет. И в этом как раз вся трудность. Времени в запасе нет нисколько. Только что был ты никто, неизвестно чей незаконный отпрыск, который рад случаю хотя бы издали взглянуть на поле боя и, может быть, мельком увидеть самого короля, а в следующую минуту, не успев перевести дух в качестве принца и наследника, ты уже сам угодил на верховный престол, да еще с такой помпой, что никому до тебя и не снилась. Мне все чудится, будто я стоял коленопреклоненный у подножия трона, а меня закинули вверх пинком в зад.

Я улыбнулся.

— Представляю себе твои ощущения. Правда, меня самого пинком закинули и вполовину не так высоко, но ведь исходное положение мое тоже было гораздо ниже. Ну ладно, а теперь не можешь ли ты немного успокоиться и заснуть? Завтрашний день не за горами. Дать тебе снотворного зелья?

— Нет-нет, зачем оно мне? Я усну, как только ты уйдешь. Мне очень жаль, Мерлин, что пришлось призвать тебя в столь поздний час, но я должен поговорить с тобой, а до этой минуты у меня не было времени. И завтра не будет.

С этими словами он отошел от окна и приблизился к столу, где лежали бумаги и восковые дощечки. Взяв стиль, он тупым концом в задумчивости разгладил восковую поверхность. Голову он при этом опустил, темные волосы свесились на лоб, и свет лампы, обрисовав его скулу, коснулся опущенных густых ресниц. В глазах у меня помутилось. Время побежало вспять. Я увидел перед собой моего отца Амброзия, он стоял, задумчиво теребя стиль, и говорил мне: «Король, рядом с которым будешь ты, сможет управлять хоть целым миром…»

И вот мечта его сбылась, время наступило. Я сморгнул и прогнал видение памяти. И стал ждать, чтобы заговорил однодневный король.

— Я думаю вот о чем, — вдруг сказал Артур. — Саксонское войско разгромлено не полностью, верных сведений о самом Колгриме, да и о Бадульфе, я до сих пор не имею. Полагаю, что они оба бежали и спаслись. Возможно, через несколько дней мы услышим, что они погрузились на корабли и отплыли либо за море к себе на родину, либо в саксонские владения на южном побережье. А может статься, что они затаились в пустынных землях где-то к северу от Амброзиева вала и надеются, собравшись с силами, выступить снова. — Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Перед тобой мне не надо притворяться, Мерлин. Ты знаешь, что у меня нет военного опыта и я не умею верно определить, насколько сокрушительно поражение саксов и могут ли они от него быстро оправиться. Я советовался, конечно. На закате, покончив с остальными делами, я устроил летучий военный совет, пригласил к себе… разумеется, мне хотелось, чтобы и ты присутствовал, но ты еще не вернулся из часовни. И Коэль тоже не мог быть… Ты ведь, конечно, знаешь, что он ранен, ты, наверно, даже осматривал его после боя? Каковы его шансы?

— Невелики. Сам понимаешь, он уже стар, а рана его глубока, и он потерял много крови, прежде чем получил помощь.

— Я так и предполагал, увы. Я сходил в лазарет навестить его, но мне сказали, что он лежит без памяти и что опасаются воспаления легких… Вместо него явился принц Урбген, его наследник, а с ним Кадор и Кау из Стрэтклайда. Эктор и Бан Бенойкский тоже были. Я совещался с ними, и они все говорят одно: кому-то надо пойти вслед за Колгримом. Кау должен как можно скорее вернуться к себе, ему надо охранять свои границы. Урбгену необходимо оставаться здесь, в Регеде, у него отец на пороге смерти. Стало быть, выбирать придется между Кадором и Лотом. Лота посылать нельзя, ты согласен со мной? Хоть он в часовне и давал мне клятву вассальной верности, я пока еще не очень склонен ему доверять, и уж во всяком случае, не там, где дело касается Колгрима.

— Согласен. Значит, ты отправишь Кадора? В нем, я надеюсь, ты больше не сомневаешься?

Герцог Корнуэльский Кадор действительно вполне подходил для такого поручения. То был муж в расцвете сил, закаленный боец и рыцарь безупречной преданности. Когда-то я ошибочно считал его врагом Артура, ибо у него была на то веская причина, но Кадор оказался человеком умным, рассудительным и дальновидным, ненависть к Утеру не застила ему свет и не мешала понимать необходимость объединения Британии перед лицом саксонской опасности. Поэтому он поддержал Артура. А юный Артур в Гиблой часовне провозгласил Кадора и его сыновей наследниками своего трона.