Виталий Сертаков - Зов Уршада

— Это все ваша Марта наделала? — Лекарь Ромашка словно очнулся от сна. — Это же… Дьявол, это же половина правительства полетит, если подтвердится. Но за ней теперь будут охотиться, вы понимаете?

— За ней будут охотиться другие разбойники, чтобы убить? — очень спокойно осведомился Ловец.

— Вы снова не понимаете… — Анатолий в отчаянии всплеснул руками. — Вы можете сказать, чего она добивается? Она восстановит всех против вас!

— Я не понимаю многого, — не стал возражать Саади, — но мне ясно одно. Вы боитесь тех, кому доверено вас охранять.

— Она всего лишь искала источник магической силы, — Снорри озадаченно поскреб подбородок. — Сдается мне, дом Саади, что домину неверно поняли. Я уже заметил, тут многие нас неверно понимают…

— В таком случае, у нас еще меньше времени. — Рахмани напяливал поверх одежды хрустящий медицинский халат и завороженно смотрел на экран. Там возле пристани суетились водолазы, на носилки укладывали мертвецов, три буксира, подрабатывая винтами, стояли против течения. Показали многомильную пробку машин, застрявших на мосту, показали краснолицего человека в погонах, он убегал от своры журналистов. — Мне что-то подсказывает — времени мало. Пошли, лекарь. Марта нас сама найдет!

…Прежде всего Ромашка привел их в ювелирную лавку. Там, к удивлению Саади, хирургу пришлось, кроме сапфира, отдать паспорт и дважды расписаться, прежде чем явился взъерошенный оценщик. Жалуясь на заторы и кордоны, он выдал толстую пачку русских денег. Затем они влезли втроем в смешную машину Аркадия и поехали в большой торговый ларь с готовой одеждой.

Рахмани озирался по сторонам, раскрыв рот. Северная твердыня ожила. Горожане плотной массой перли во всех направлениях, их стало так много, что рябило в глазах. Пыль оседала на лицах хлопьями, неумолчный писк Камней пути выгрызал мозги. Страшные нефтяные повозки гудели, налезали друг на друга, мяли кусты, моргали огнями. Из повозок выглядывали злобные рулевые, свирепо материли друг друга и пробегающих вокруг пеших. Пешие не отставали, с неменьшей яростью обрушивали гнев на тех, кто роскошествовал в собственных экипажах. Две трети граждан втягивали в себя отравленный дым, включая совсем юных девушек и даже детей. Когда оборванные чумазые дети внезапно рванулись стайкой с тротуара и облепили машину, Саади невольно отпрянул и схватился за оружие…

Потому что жалкий ребенок мог оказаться совсем не ребенком.

Потому что много лет назад, в проклятом городе Сварга, они с Кой-Коем едва не стали жертвами таких же несчастных деток с заплаканными честными глазками.

…Саади вспомнил, как, едва миновав ворота с дремлющими горгульями, они очутились на широкой, усыпанной опилками и соломой, площади. По опилкам к нему тут же бодро поползли самые обычные с виду человеческие дети, скрюченные различными хворями. Если бы Кой-Кой не дернул за рукав, Саади плотной толпой окружили бы слепые, безрукие и прокаженные. Они выли и что-то выкрикивали вслед, а одна крохотная, очень красивая девочка молча пошла рядом. Саади этот ребенок напомнил его сестру в младенчестве; такие же выразительные, доверчивые глаза, такие же тощие, разбитые коленки, такая же сахарная улыбка до ушей.

— Стегни ее огнем, — краем рта прошипел перевертыш. — Она сделана как человек, но это не человек. Она сосет твою жалость, воин.

Рахмани не успел обдумать кошмарное предложение, как девочка протянула ему крохотную ручонку. Она ничего не требовала, напротив, — на ее коричневой ладошке лежало прекрасно выполненное в золоте изваяние крылатого Ормазды, верховного божества огнепоклонников. Не чувствуя никакой опасности, Рахмани протянул руку, и в тот миг, когда их пальцы встретились…

Кой-Кой одним свистящим взмахом заговоренного меча отрубил ребенку руку по локоть. Дальше все происходило в таком темпе, что поблагодарить телохранителя Саади догадался, лишь когда все закончилось.

Палец девочки, прикоснувшийся к безымянному пальцу охотника, начал нестерпимо жечь ему кожу. Прочие маленькие пальчики внезапно удлинились и, точно змейки, принялись карабкаться вверх по руке мужчины. Они обвили запястье, прижигая кожу холодным ледяным огнем, и полезли выше, к локтю, волоча за собой отрубленную кисть, которая уже не была кистью. Она стала чем-то другим, сбросив кожу, обзаведясь склизкой чешуей и множеством цепких крючков на подвижном брюшке…

Прочие детки завизжали хором, завыли, точно стая маленьких волчат.