Ина Голдин - Игра в классики на незнакомых планетах

Так и прижился. Даже белогорцы мои к нему не цеплялись и не звали предателем. Как-то раз Макдун прибежала после ужина, сунула голову в открытое окно и радостно доложила:

– А учитель говорит, что при Креславле белогорцы победили!

Вечер за спиной Марыли шелестел новой листвой, благоухал яблонями. Настольную лампу облепили комары.

– Ну и что?

– Так ведь в книжке не так написано!

– Бывает, что у учителя другая трактовка… А ты, Марыля, перестала б доносить…

Она наклонила голову к плечу:

– Как же не доносить, когда сами спрашиваете?

Тоже верно.

– Ну хоть когда не спрашиваю, просто так не ябедничай… Зачем тебе?

– Жить-то надо, – вздохнула она. – А вы хороший, только вас уберут.

– С чего бы это?

– Ну, – она перебирала пальцами по подоконнику, – хороших всегда убирают. С армии же вас убрали?

– Не «с армии», – сказал я, – а «из армии». И не «убрали», а уволили в запас.

Но ее уже и след простыл.

В тот же вечер я пригласил Радевича в кабинет – поговорить о методах преподавания.

– Я сказал правду. – От предложенной выпивки он не отказался, но сделал всего два глотка. – Кшеславль был крупной победой воеводы Яворского. Зачем же лгать, если все равно известно, чем кончилось его восстание? Как и все остальные белогорские восстания…

«Белогорские», не «наши». Уже слава цесарю…

– В книге, – сказал учитель, все так же придерживая на коленях портфельчик, – все это объясняется как-то слишком упрощенно.

– Господин Радевич. Вам не приходит в голову, что ваша работа – преподавать историю как можно проще? Так, чтоб у этой братии не возникало вопросов? Для них и так все это… слишком сложно.

– Понимаю. Я вот все хотел спросить… Ваш Домбровский – сын того самого Домбровского?

– Господин Радевич, у меня здесь половина – те самые. Поэтому мне и кажется, что вы недостаточно ответственно подходите к своей задаче.

Он кивнул, будто что-то для себя уяснил.

– А что, выкрасть никого не пытались?

– Этих красть уже некому.

Он сделал еще один глоток – видно, что для порядка, – и сказал равнодушно:

– Хорошо. Отныне я буду строго придерживаться учебника.

Славное время – раннее лето, трава клубится, зеленеет, сочная – так бы и пошел щипать вместе с коровами. Особенно в сумерках привольно, тепло, зябкий весенний ветер уже улегся, и по полю ходишь, как по натопленному дому.

Уроки мы на лето не отменяем. Поди отмени, найдут, чем заняться. И без того находят: окна корпусов и днем и ночью настежь, Марыля то и дело бегает сообщить, кто там в поле с кем обжимался, – а у самой платье сзади зеленое. Как ни старайся уберечь – все равно придется бабам по осени для красавиц наших ванну с хиной готовить.

Только про деревенских я своих предупредил. Собрал в кабинете старших, взял со стены ружье. Старое, хорошо пристрелянное.

– Если только услышу, что вы в деревне кого-то охмурять пытались, возьму это ружье – и прибью. Закопаю на погосте и спишу на чахотку. Никто и не спросит. Я понятно выразился?

Крупный светловолосый Грицько Макдиармада неуютно повел плечом и сказал: «Та шо ж…» Антич пробормотал: «Карам ту стару», облизал губы и кивнул. Домбровский посмотрел на меня исподлобья и проговорил:

– А зачем нам это, пан директор?

Ему будто и в самом деле было незачем. По крайней мере, в ночных пикантных вылазках в поле он не участвовал.

Отпустил я их, а на душе спокойней не стало. Но пусть хоть боятся моего ружья, если слухов о вампире не поняли и их не испугались.

Разговоры о кровососах не прекращались, но из четкого предупреждения стали страшной сказкой. О вампирах болтали у костров, которые повадились разжигать прямо на территории.

– И вы им это позволяете? – удивился учитель. Был теплый вечер. Мы с ним вынесли стулья к стене главного корпуса, прямо под развесистую, оглушительно пахнущую сирень.

– По меньшей мере, мне видно всех, кто сидит у костра.

И слышно тоже. Костры разрешались до отбоя, а отбой летом поздно. Впрочем, они не шумели особо. Шептались между собой – будто было еще, что таить.

Когда полоски неба, которые виднелись сквозь сирень, стали совсем темными, из щели в заборе просочились четверо белогорцев. Думая, как обычно, будто я их не вижу.

Кивнул Радевичу:

– А вон и партизаны наши из набега возвращаются…

Судя по довольным измазанным мордам, набег прошел успешно. Когда-нибудь они нарвутся…

– Мастера… Группа Домбровского, одно слово. Казинскую резню мне тут устроят и не поморщатся.