- Да что же вы? Да разве же можно? - говорил он, широко улыбаясь, демонстрируя тем самым жалкие остатки зубов, - да как же это я с честных людей деньги буду брать за такой пустяк? Да мне ведь самому выгода: будет с кем поговорить в дороге. А то вон, мохнатые, - при этих словах он махнул в сторону хлева, где содержали скотину, - только бегают резво, а так ведь и не мычат даже. Да что же вы, сынки! Да мне только радость в Заднепригорск завернуть - уж больно места там красивые.
- Но нам, право, неловко вот так навязываться, - пытался неуверенно возразить Цаубер.
- И ни-ни! И никаких больше разговоров о плате. Или уж если вам так хочется, считайте, что вместо платы будете слушать бред старика. У меня ведь за много лет, ой, сколько баек накопилось, а поделиться и не с кем. Так что, вы не думайте, я вас не попутчиками, я вас слушателями беру.
Двинуться пришлось сразу после завтрака, потому что дедушка Ал, так он просил себя называть, и так уже отставал от графика. Щедрая хозяйка постоялого двора снабдила нас провиантом в дорогу и тоже отказалась брать за это дополнительную плату. Мол, это у неё обычное дело. Я ещё раз восхищённо изумился. Чем вам не три звезды и "all inclusive"? Настоящий курорт!
- Не удивляйся, - сказал мне Ракки, - это же глушь, провинция. Жители провинции всегда отличаются от жителей столиц, к какой бы расе они не принадлежали.
Путешествовать с дедушкой Алом оказалось гораздо веселее. Его тележка, крытая кожей какого-то животного, и запряжённая тройкой непонятных лохматых существ, была гораздо менее комфортной, чем наш прежний экипаж; но все неудобства вполне компенсировались тем, что он оказался первоклассным рассказчиком. Мы втроём заслушивались его байками, которые были, вполне достойны того, чтобы их опубликовали. Да, и вообще, Альфред Кален, несмотря на свою неказистую внешность, обладал чем- то неуловимым, располагающим к себе с первого взгляда. В нём было какое-то странное очарование. Может быть, тем, что он сам относился к нам, как к старым хорошим друзьям, или даже, как.... к родным. Меня и Ракки он называл не иначе, как "сынки".
Затрудняюсь сказать, сколько ему было лет, но выглядел он старым, как сам мир. Пожалуй, не было ни единого места на его добродушном загорелом лице, которое не пересекалось бы полосой морщин; волос на голове не было - на лысом черепе уже давно рассыпались старческие пятна - зато их с лихвой доставало на лице в виде спутанной клочковатой седой бороды, тянущейся до самого пояса. Своей внешностью он напоминал мне ветхую, старую библиотечную книгу, которую забыли на полке, и она покрылась слоем пыли. Однако держался он бодро, а глаза смотрели на мир с живым блеском и задором. Он рассыпал вокруг себя оптимизм. Его рассказы были полны юмора и самокритики. Стоило ему открыть рот, как сразу же всем присутствующим передавалась частичка его бодрости духа.
Тем не менее, один из его рассказов заставил слёзы навернуться на мои глаза. Рассказ о том, как он потерял свою семью. В том возрасте, когда люди обзаводятся не только внуками, но и правнуками, а может даже и праправнуками, дедушка Ал был совсем одинок. Несчастный случай унёс всех его родных, и с тех пор он так и живёт. Всё время один, всё время в пути. Как оказалось, эта тележка и тройка мохнатых, выносливых ездовых животных и были его домом. Он спал и ел на постоялых дворах. Он продал свой маленький домик, в котором жил когда-то с родными.
- Дом? А что такое дом? - рассуждал он. - Думаешь, четыре стены и крыша - это дом? Или дом - это добро, нажитое трудом и сложенное в сундуки? Да, на что они? Сундуки-то? Вот, что я скажу вам, сынки, дом - это когда с радостью возвращаешься туда. Когда тебя ждут, любят. Когда есть, кого обнять и поделиться радостями и горестями. Есть кому привезти диковинный подарок. Дом - это когда мир, гармония, покой. Когда приходишь домой, то не хочется думать о смысле жизни, потому что он и так понятен. Дом - это слёзы радости на глазах любимой женщины при долгожданной встрече; дом - это детский смех и даже урчание прохвоста-кота под боком вечером у камина. А без всего этого разве может быть дом? Да ты хоть дворец себе построй - а без всего этого он будет лишь грудой камней. А без всего этого зачем они нужны? Стены да крыша?
Дедушка Ал замолчал, чтобы раскурить свою трубку, а мне стало невыносимо жаль его. Повисло неловкое молчание, потому что Цаубер поспешно полез в карман за носовым платком, и, даже Ракки притих, понурив голову.
- Эгей! - крикнул дедушка Ал бодрым голосом, обдавая нас клубами терпкого дыма. - Вы чего там притихли? Не заснули, случаем? Я вот вам сейчас расскажу, как я в Зелёной империи однажды рыбачил!....
Читать дальше