В. Бирюк - Найм

— Ну, чего надо-то? Ты, как тебя там, подойди под благословение.

Продолжая сковыривать птичий помёт левой рукой с правого плеча, он протянул, не глядя в мою сторону, свою десницу. Предполагается, что я преклоню колени и припаду губами к его ручке. Такой исконно-посконный ритуал. Здесь это — постоянно и повсеместно. Как «здрасьте». Многим нравиться. Просто в восторг впадают. В экстаз. Религиозный, конечно.

Вот только не надо на основании этого древнего, глубоко национального обычая, строить теории о природной гомосечности или руколизии исключительно русского народа! Такую же манеру я наблюдал, например, в Италии — каждая моя ночная прогулка по Бергамо включала в себя туземца, который коленопреклонялся, прикладывался и лобызал. Когда прикладываются к твоей руке — чувствуешь себя дураком. Но здесь к этому привыкли. Как я сказал: многим нравится.

— Слышь ты, пресвитер. Ты руки-то помыл? После того как бабёнку за срамные места щупал?

Отец Геннадий дёрнулся. И медленно развернулся в мою сторону. Игру эту — «кто кого пересмотрит» — я не люблю. Переходим к следующему этапу.

— Хрысь, дом общинный пустой стоит? Всё барахло попа и людей его перетащить туда. Корма давать — в зачёт платы за требы. Это что за мужички без дела сидят? Поповы прислужники? Из селища… отпустить. Если до полудня сами не уйдут — имать и волочь ко мне в Пердуновку. Я им занятие найду. Баб и девок к попу поодиночке не пускать. Только с отцами или мужьями.

— Ты гля, сопля кака говорливая. Чтой-то ты, малёк, развоевался. Эй, мужики, вложите-ка недорослю науки. Для уразумления — каково оно, вежество. Чтоб неделю сидеть не мог.

Мужички поднялись с завалинки и неторопливо двинулись ко мне. Парнишка, оставшийся сидеть, разглядывал происходящее с искренним восторгом, в ожидании забавного явления: научение отрока вежеству. Чем больше я вникал в ситуацию, тем больше меня трясло от бешенства. Пожалуй, я был бы рад подраться. Выразить свои эмоции в кинематике. Но влез Хрысь и всё испортил:

— Сей отрок есть пасынок Акима Яновича Рябины, нашего владетеля и господина.

— Вона чего. Так это тебя, отроче, «Зверем Лютым» кличут? Не похож. Мелковат. И — не звероподобен. А вот гонору-то, гонору… Это, дитя моё, грех смертный. «Грех гордыни» — называется. Доброму же христианину надлежит пребывать в смирении, изгоняя страсти наши человеческие и уповая лишь на милость господа нашего.

— «Дитя моё»?! Мать моя была, как я слыхал, женщиной не особо строгих правил. Но — брезгливой. Так что не ври — в отцы мне ты точно не попал. Ты лучше скажи — зачем, от какого такого упования, ты эту дуру — под монастырь подвести пытался?

Он, что, не знает что творит, или ему просто плевать, или у него какие-то дальние планы?!

— О чём ты, боярич? Ни какого худа я не сотворил. Ну, поговорил со вдовицей ласково.

— О чём?! О «Церковном Уставе князя Ярослава Владимировича»! Сказано: «Аще же девка блядеть или дитяти добудеть у отца, у матери или вдовою, обличившее, пояти ю в дом церковный».

Ещё со времени Владимира Крестителя в ведение церкви были переданы различные богоугодные заведения: больницы, богадельни, приюты, странноприимные дома. Всё это называлось одним словом: «церковный дом». Владимир, а позднее — Ярослав Мудрый со своим митрополитом Илларионом — самым первым «русским раскольником», ибо был он «из русин», воспроизводили «митрополиту и епископом те суды, что писаны в правилех, в Номоканонах». То есть, следовали византийским образцам в этой области. Однако перечисленные разновидности «церковных домов» на Руси распространения не получили — родовая система в «Святой Руси» была куда более мощной, чем у греков, функции социальной защиты, исполняемые в Византии церковью, на Руси реализовывались более привычными, светскими, родственными способами.

Ситуация изменилась после Батыева нашествия. Треть населения погибла, многие — перебрались на новые земли. Прежние родовые отношения ослабели. Не в этом ли причина явление, отмеченного Карамзиным: «большая часть наиболее прославленных русских монастырей основана во времена золотоордынского владычества»?

Пока же, в здешней практике, «церковный дом» означает, прежде всего, женский монастырь. Практически «обители невест христовых» превращаются в «исправительно-трудовые заведения для преступниц против нравственности». Точнее — против того, что под этим понимает «Устав Ярослава».

Видимо отсюда, из тюремно-каторжного значения термина «церковный дом» и возникла старинная русская идиома: «подвести под монастырь», используемая как во время действия «Устава», так и позднее — в 18, 19 и 20 веках.