Александр Рудазов - Три глаза и шесть рук

Я нажимал и нажимал, тихо удивляясь, сколько же знаков в этом дурацком пароле! По-моему, если его написать на бумаге, он займет пару страниц, не меньше. Но в конце концов он все-таки закончился, и клавиатура удовлетворенно пискнула, подтверждая, что я все ввел верно.

— Надо же… — удивленно покачал головой клерк. — Простите, что сомневался в вас, господин Волдрес. Прошу вас, пройдите в ту кабинку, ваш сейф сейчас доставят.

Ну наконец-то! После всех этих бюрократических проволочек сейф Волдреса… нет, теперь уже мой, стоял на столике, прямо передо мной. Оставалось только открыть крышку, что я, естественно, и сделал.

Размером сейф был где-то с ящик письменного стола и почти такой же формы. А внутри у него спокойно возлежали несколько очень интересных предметов. К моему сожалению, толстой пачки денег среди них не было.

— Ошибаешься, патрон! — возмутился Рабан. Мозговой паразит, как всегда, подслушивал мои мысли. — Вон те мешочки — это и есть деньги!

Рабан имел в виду пару полотняных мешочков, приютившихся у дчльней стенки сейфа. Я недоверчиво приоткрыл один и вытряхнул из него несколько разноцветных кружочков, каждый диаметром примерно с советский пятак и такой же толщины. Но это явно был не металл, а что-то вроде фарфора, только очень прочного. Во втором мешочке обнаружились точно такие же кругляши, только не разноцветные, а все, как на подбор, белые. Я взвесил на руке один — он был очень легким, почти невесомым.

— Странные какие-то деньги… — заметил я.

— Уж какие есть, — немного обиженно откликнулся Рабан. — Система очень простая. Самая маленькая монета — краснушка. Примерно пятнадцать ваших копеек, если считать по номинальной стоимости. Или двадцать… Ну курс все время колеблется, сам понимаешь. Пять краснушек — желтяк. Пять желтяков — синяк. Пять синяков — зеленец. Пять зеленцов — бурец. Пять бурцов — чернец. Пять чернецов — белуха. Вот они, белухи, в мешочке.

— И сколько можно купить за одну белуху? — насмешливо уточнил я.

Эти кружочки, больше похожие на жетоны для какой-нибудь игры, никак не ассоциировались в моем сознании с деньгами. Я где-то слышал, что именно поэтому в казино используют фишки, а не обычные деньги — фишки не так жалко проигрывать. Конечно, все понимают, что это те же самые деньги, но факт остается фактом: человеку трудно расстаться с денежной купюрой, но гораздо легче — с цветной фишкой.

— Ничего смешного, — буркнул Рабан. — Здесь деньги такие. Чего ты от них хочешь — металлов мало, из чего им деньги чеканить? Вот и используют плунт… Это материал так называется, его из морского ила делают.

— А почему не из бумаги?

— С бумагой тут тоже напряженка. Остров почти весь заселен, каждое дерево на учете. Не из чего бумагу изготовлять… Естественно, ради денег можно бы и импортировать, но это ты им скажи, а не мне. Ладно, в общем, ты уяснил, что белуха — самая крупная монета. Соответствует примерно сотне долларов. Еще больше — только золотарь. Название довольно неуважительное, но зато это единственная миргородская монета не из плунта, а из золота. В золотаре пять белух.

— Немаленькая монетка, — согласился я, торопливо рассовывая все эти жетоны с дурацкими названиями по карманам. Вот когда я обрадовался, что у меня сохранилось кое-что из одежды! Не будь на мне этих штанов и комбинезона… хотя нет, теперь это уже безрукавка… в общем, куда бы я запихал столько денег? Не в рот же…

В сейфе оставалось еще много интересных штучек. Несколько прямоугольных карточек, похожих на чьи-то визитки или пригласительные билеты, какая-то странная вывернутая статуэтка, больше всего напоминавшая бронзовую гармошку, разорванную в нескольких местах, небольшая шкатулка и свернутая в трубку бумага, перевязанная разноцветными ленточками.

— Захвати и билеты, — предложил Рабан. — Помнишь, ты спрашивал про Красный Дворец? Вот это как раз туда. Мы с Волдресом в последний раз, когда там были, выиграли их конкурс, и нам дали семь бесплатных билетов.

— Угу. А это что за абстракционизм?

— Скульптура. Нас нанял один коллекционер, чтобы мы ее нашли.

— А почему же она здесь, а не у него?

— Пока мы ее разыскивали, этот придурок взял да и помер! — пожаловался Рабан. — Два месяца впустую ухлопали! Главное, в чем пакость — тот коллекционер за эту гармошку давал громадные деньжищи, а все остальные, кому мы ее потом предлагали, говорили, что ее место на помойке!

— Закон подлости, — посочувствовал я.