Александр Сальников - Революция 2. Начало

К счастью, до этого не дошло. Амплуа продуктового спекулянта всегда внушало Соломону омерзение. Отложив идею с торговлей едой до самых черных времен, он решил вернуться к старому ремеслу соблазнителя женщин. Шломо уже в деталях продумал изящную аферу с женитьбой, когда о нем все же вспомнили в доме на Французской набережной.

— Сидней Джордж Райли, — представил Шломо молодому лейтенанту секретной службы капитан Скэйл. — Наш внештатный сотрудник в Петрограде. Он будет вашим вторым номером.

— Освальд Рейнер, — без особой теплоты протянул руку агент.

Соломон внимательно рассматривал его прямой англосакский нос, надменные скулы и тонкие волосы, зачесанные на пробор. Глядел, как презрительно выгибаются узкие губы лейтенанта, когда он оценивающе скользил по лицу Шломо своим рыбьим взглядом. Породистому британцу явно не нравилось, что в компаньоны ему выбрали еврея-перебежчика в поношенном сюртуке. Лейтенанту, которому на вид не было и тридцати, сорокатрехлетний Соломон, должно быть, казался безнадежным стариком.

Второму номеру полагался от Интеллидженс Сервис довольно скромный гонорар и сорок фунтов на представительские расходы. Еще ему полагалось не задавать лишних вопросов. А посему, когда Рейнер велел Шломо сблизиться с петроградскими масонами, он только пожал плечами.

— Особое внимание необходимо уделить, — будто сопливого школяра, важно наставлял Соломона лейтенант, — персонам из высшего света, правительства или думского собрания. Главная характеристика — склонность к рискованным предприятиям и неприязнь к Григорию Распутину.

Шломо ухмылялся, топорща тонкую щеточку усов. В масоны словно магнитом тянуло любителей острых ощущений, а уж если говорить о ненависти к Старцу — тут каждый второй в Петрограде готов втихомолку поворошить его грязное белье. Но на деле все вышло сложнее.

Соломон дернул за все ниточки — без результата. Не интересен был петроградским масонам обнищавший антиквар. О выходе на лиц из правительства и приближенных к императору и речи не шло. О членах Государственной думы удалось разузнать лишь то, что многие из них состояли в ложе под названием «Роза», входившей, в свою очередь, в «Великий Восток народов России».

Эти жалкие сведения достались Шломо большим трудом и немалыми деньгами. Пришлось даже добавлять из гонорара. Среди русских масонов бушевала паранойя. Законспирированы они были не хуже революционеров. Не существовало даже масонского знака, по которому вольные каменщики опознают друг друга в цивилизованных странах.

Все, чего смог добиться Соломон, — очаровать госпожу Соколовскую и напроситься к ней в ученики. Тира Оттовна была далека от политики и занималась больше историей русского масонства. Ее маленький кружок, что собирался в Музее изобретений и усовершенствований на Мойке, важно именовался ложей, но по сути не имел никакого влияния. Это не мешало госпоже Соколовской носить гордое звание Досточтимого Мастера и регулярно собирать взносы со Шломо, стойко выдержавшего весь этот цирк с Комнатой Размышлений, петлей на шее, ходьбой в одном ботинке и обнажением левой груди.

Всякий раз, возвращаясь с этих бестолковых посиделок в свою каморку, он в измождении падал, не раздеваясь, на узкий диван. Разговоры с экзальтированными дамочками о будущем многострадальной России и бородатом развратнике и мздоимце Распутине отнимали у него все силы, но ни на йоту не приближали к цели.

Соломон вновь ощутил себя блуждающим по кругу в непроходимых джунглях Бразилии. Не было за спиной двух раненых англичан, которых приходилось волочь на себе. Не было притаившихся в листве голых дикарей, плюющих в него отравленными стрелками. Но чувство усталости, тщетности и безысходности было ровно таким же.

Впрочем, дикарей с успехом заменял недовольный положением дел лейтенант Рейнер. Он надменно кривил тонкие губы и выплевывал в Шломо ядовитые упреки в несостоятельности. Колкости молокососа легко отскакивали от ледяного лица Соломона — опытного игрока в покер. Но их яд все же отравлял душу: ведь лейтенант прав — дело застопорилось. Лето проходило впустую. Фортуна отвернулась от своего любимца.

Удача вернулась в последние дни августа, и пришла она, как водится, откуда не ждали. Соломона снова вызвали на Французскую набережную. Там его уже ожидал лейтенант Освальд Рейнер, и вид у лейтенанта был на удивление бледный.

Киношник Бромхэд привез из Англии четкие и однозначные инструкции: операцию, получившую название «Целлулоид», возглавлять теперь должен Розенблюм. Кроме прочего, невысокий и пузатый капитан доставил Соломону запечатанный сургучом конверт и маленькую шкатулку из полированного ореха.