Пенни Хэнкок - Проклятие темных вод

Темная челка прикрыла ему глаз. Парень отбрасывает волосы назад и смотрит на меня из-под длинных, идеальной формы черных бровей. У него гибкая шея и ровное адамово яблоко. Треугольная впадинка между горлом и грудью. Кожа там такая шелковистая, что подмывает коснуться. Джез сложен как взрослый, но кажется новеньким и глянцевым, что ли.

Хочу сказать: я должна остаться здесь, чтобы быть рядом с Себом. Он в дыхании речной зыби, в ежедневных приливах и отливах, в цветных отблесках маслянистой пленки на поверхности воды. Рябь, пузырек, шелест волны по песку — и он снова со мной. Никому об этом не рассказывала. Не всякий поймет, да и — повторю банальную фразу — столько воды утекло под мост с того времени… Целая жизнь. Но, уверена, Джез поймет. Вот только момент упускаю. Что-то удерживает от откровенности. Нечто близкое, очень знакомое… Ускользает, не разглядеть.

— Как тебе живется в Париже? — говорю вместо этого. — Интересно?

— Нормально. Только скучаю по ребятам, по группе. Вообще-то, я скоро возвращаюсь. Колледж выбирать. Музыкальные курсы, что-то в этом роде.

— Твоя тетя говорила.

— Хелен?

— Да.

Слегка раздражает, что он называет ее Хелен. Намек на близкие отношения. Да ну, глупости. Сейчас никто уже не зовет своих теток «тетями».

— Чем думаешь заниматься?

Джез отворачивается. Не хочет говорить о своих планах со взрослыми. Он слишком трезво мыслит для подобных разговоров. Оставим. Даже если кажется, что смогу помочь. Мое дело — драма, музыка.

— Все говорят: «О-о-о, Париж! Но это ж отстой — жить в городе, где у тебя нет друзей. По мне, так лучше Лондон. Вот только, похоже, никто меня не понимает.

— Я понимаю.

И вдруг я вспоминаю о мармеладе на плите. Надо достать воронку и разлить его по баночкам, но подняться со стула, уйти от его взгляда нет сил.

— Допивай и забирай альбом, если хочешь. Он в музыкальной комнате, вверх по лестнице и направо.

— Там, где клавиши?

Ну конечно! Мальчик ведь однажды уже приходил сюда, с Хелен и Барни, год или два назад. Летом. Голос на октаву выше, румяные щеки. И девчонка рядом, как приклеенная. Алисия. Я тогда едва обратила на него внимание.

Джез не двигается.

— Все так же возитесь с этими вашими актерами? Тоска…

— Что?

Парень ухмыляется, и я замечаю, что рот у него больше, чем казалось. Приходится крепко ухватиться за край стула, чтобы сохранить самообладание.

— Тоска, говорю. Актеры, с которыми встречаетесь. Телевизионщики. И что вы с ними делаете?

— Учу их говорить, — отвечаю.

Он просит объяснить, и я рассказываю, как голосом подчеркнуть смысл, если самих слов недостаточно. Но голос может и противоречить сказанному. Это умение полезно не только для актеров, но и в реальной жизни. Джез слушает меня как-то по-особенному. Я жутко смущаюсь. Он внимает, как Себ: полузакрыв глаза, неохотно демонстрируя интерес, с легкой улыбочкой. Бутылка вина наполовину пуста. Мармелад на плите наверняка загустел.

— Вы, наверное, и кого-нибудь из знаменитостей знаете? Рок-звезд? Гитаристов?

— Рок-звезд — ни одной. Но я знакома с… полезными людьми. Из тех, что в постоянном поиске юных талантов.

Юноша чуть подается вперед, ко мне. Глаза его расширяются, взгляд оживает. Я поняла, что им движет.

— Хочу стать профессиональным гитаристом, — говорит Джез. — Это моя страсть.

— Когда пойдешь за альбомом, можешь захватить одну из гитар Грега. Наверху целая коллекция.

— Мне пора.

Конечно ему пора. Он же пятнадцатилетний мальчик: надо встретиться с подружкой, а завтра утром сесть на Сент-Панкрасе в поезд и укатить домой в Париж.

— Она заставляет меня встречаться в пешеходном туннеле точно между Южным и Северным Лондоном.

— Заставляет?

— Ну-у-у… — Парень смотрит на меня и неожиданно начинает вести себя, что неудивительно, как взволнованный подросток. — Мы сосчитали тротуарные плиты, — поясняет Джез. — И определили середину. Сначала хотели считать белые кирпичи, но их слишком много.

— Сколько ей лет? — спрашиваю.

— Алисии? Пятнадцать.

Пятнадцать. Вот как. Девочка и не подозревает: ничего из происходящего сейчас в ее жизни больше не повторится…

— Ладно, схожу за альбомом, — говорит мальчик, чуть запнувшись.

Вино ударило в голову: он, как сказала бы Кит, в легком весе.

— Выпей еще. Пока сходишь, я налью. Давай поднимайся.

Слушаю, как юноша шагает вверх через две ступени, и открываю вторую бутылку. На этот раз недорогое, но Джез не заметит. Наполняю его бокал и добавляю немного виски. Облако наползает на реку, последний солнечный лучик ложится на стол. На секунду бокалы, бутылки и вазу с фруктами словно окутывает густой янтарный кокон. Снова вспоминаю о мармеладе, но не пытаюсь спасти его. Звонит телефон, и я, не подумав, снимаю трубку. Грег. Начинает разговор так, будто мы уже беседуем.