Татьяна Мудрая - Злато в крови

…По коридору мимо меня на рысях проволокли каталку, слошь закрытую плотной тканью лазурного цвета. Две медсестры бежали впереди, высоко вздымая мешки с пахучей багровой жидкостью, соединенные с телом прозрачными шлангами, два медбрата сзади подпирали катафалк с обеих сторон. Хирургия, вестимо. Сами доктора, числом трое, спешили вослед, вздев руки в тонкой резине и отрывисто переговариваясь через маски:

— Х…ва задачка о бассейне с двумя трубами. Вытекает со скоростью втекания.

— Да уж, распахало прямо в лоскут.

— Группа?

— Условно нулевая. Заранее готовили спецзапас.

— Кровь в банке на… не сработает, для свертывания нужно прямое, как в старину. Амосов, помните? Тогда, глядишь, мимо пронесет, и то. Две… минуты для мозга.

Я понял с пятого на десятое. «Сердце на ладони» русского хирурга и трогательная сцена, как врач жертвует своей теплой кровью, чтобы у прооперированного наконец приостановилось истечение жизненной силы… Пациент укрыт с головой: если не готовый покойник, то, уж верно, аномалия известного рода.

Убыстрил шаг, схватил главного (или таковым казавшегося) за рукав. Разумеется, тот треснул.

— Я дам кровь. Нужно переливание из вены в вену, так я понял?

— Юноша, — он то ли не узнал, то ли издевался, — это шесть литров, а то и более. Швы летят к известной матери и бабушке, сочатся и прочее. Вам рано зазря помирать.

Объяснять, кто я, было без толку, тем более это и мне самому было неизвестно.

— Я смертник Оддисены, — ответил я жестко. — Мне-то всё равно, а насчет вашего полутрупа сами решайте.

Нет, они безусловно понимали, уж такой здесь народ водится.

— Идите следом, раздевайтесь, становитесь под душ и обтирайтесь докрасна. Команде не с руки из-за вас размываться.

Портативный душ оказался в герметичном тамбуре за двумя дверьми — прямол в операционном зале. Сбросил с себя тряпки я после первой — там лежало всё их цивильное. Почти украдкой залез в стакан и пустил на себя почти кипяток: по мне било со всех сторон, так что я тихо ругался сквозь зубы. Махровая простынка для обтирания также добавила мне красок. Помимо прочего, в глубине моей скаредной душонки нарастала жажда той жидкости, чей запах щедро наполнял собой помещение: я схватил эту жажду и завязал морским узлом, чтоб ей неповадно было.

— Фаза какая? — донеслось до меня со стороны сомкнутых под рефлектором спин.

— Что?

— Дневная, ночная, минуты после пробуждения и до очередного транса? Сколько?

— Дневная, сразу пошел сюда и тут провел часа три.

— Плохо.

Я стоял, из первородной стыдливости кутая свою наготу в жесткое массажное полотенце.

— Давайте сюда.

Меня ловко подхватили в шесть рук, оголили и возложили на алтарь. Голубой кулек лежал на своей каталке отчасти развернутый, виднелись темные волосы, белый овал лица. Просто очень белый… Застегнули ремни на запястьях и шиколотках. Вроде как мы это уже проходили?

— Хлопнетесь зараз в обморок и с телеги, — объяснил мне самый главный матерщинник, сладострастно потирая кожу около моих скромных половых принадлежностей. — Делаем общую систему, главный мотор — ваш.

Кто-то всадил толстую иглу мне в шею, еще одну — в паховую артерию. На поле боя звенели сталью, что-то шипело, как локомотив. Второго сердца я не слышал.

— Вы… как вас позвать, чтобы уж точно отозвались?

— Андрей. Андрейша.

Самое первое, что я услышал в жизни.

— Целанид. Двойной. Через десяток минут…Ого!

Что-то невероятно сильное подхватило мое сердце и сдавило, но не больно, я мягко. И ощущение, что я расширяюсь… растекаюсь по древу… достаю другое такое же, как мое…

И обращаюсь в русло реки.

— Хорошо пошло. Аппарат включен? Держите наготове.

— Рубцуется, шеф. Пальцы теплые. Есть сердце!

— А у меня брадикардия. Дефибриллятор, мигом! Кофеин в вену! Андре… Черрт, отключайте, а то обоих потеряем.

Должно быть, я на самом деле умер, потому что до моих чутких вампирских ноздрей донесся совершенно тут неуместный аромат колумбийской арабики, такой богатый и мощный, что сразу оттеснил в сторону все местные эфиры, зефиры и дезинфектанты. Я приподнялся на широченном зыбучем гамаке ортопедического вида и повернул голову в сторону божественного запаха.

Та-Эль, немного повзрослевшая тех пор, как я видел ее в последний раз, — щеки чуть впали, на лбу шикарные зеркальные окуляры в черепаховой оправе с бриллиантиками, вокруг тонкого стана аж до плеч обвернуто стильное парео — сидела рядом с мной на открытой дачной веранде и в плетеном ротанговом кресле, попивая кофе из небольшой керамической чашки. Из чего я спокойно заключил, что вряд ли это рай: при жизни она жаловала один костяной фарфор, уверяя, что плебейская посуда совсем не держит тепла. Но и не ад, конечно: интерьерчик небольшого и уютного необитаемого острова.