Татьяна Мудрая - Дети Древних

— А могу я спросить, куда ты меня везёшь, Лев?

— Всеконечно, мадам, — почти пропел он, не отрываясь от руля и дороги. — Купюр на всё достанет с лихом. Хотите — вглубь суши, в Европу, хотите — к морю.

— Солёной воды мне хватило за глаза.

— Залили, вроде как. И ушки, и оченята.

«Верно. Куда бы ни приехала, — подумала она, — на любом пляже, на любом берегу стану искать глазами одно и то же и гадать, примерещилось мне или нет. И гадать, что именно примерещилось».

— И куда ж нам порулить от соли, — подхватил вслух Лев, — когда в нас такой водицы аж девяносто процентов? Такое вот тесто на мясных дрожжах замешано.

— Рули куда знаешь, остроумец. Тебе что приказали?

— Идти вслед за господской придурью.

Дальше они почти не разговаривали. Что проку пытать судьбу, если не знаешь, что лучше и что хуже, решила девушка. И не то чтобы ей досталось по жизни всякого-разного — мудрость родилась совсем из другого места. По крайней мере, решила она, задним числом прокрутив кое-какие реплики, в женской консультации, с самого начала на неё смотрели не так. Вряд ли оттого, что хотели развести на бабки.

А больше всего её успокоил, как это ни удивительно, тот многоцветный слэнг, который Лев употреблял, когда хотел остаться в навязанной кем-то роли. Если разобраться, он не влезал ни в какие рамки языкового приличия.

Ну и прибавить сюда то, что в первую же ночёвку в мотеле, где для них оставили два смежных номера, на её карту поступило около полумиллиона долларов, причём канадских.

Завтракали они обычно вместе — манеры Лёвы показались Марине куда лучше собственных. Она-то училась по брошюркам и от нечего делать, а он… Вроде и без затей, не всегда по правилам, но как-то очень уместно. Даже когда среди дня он, съехав на обочину шоссе, водружал между сидений узкий столик, как в самолете, и накрывал его мелкими чашечками со всякой всячиной.

— Закос под Ямато, — ухмылялся при этом.

«Вечеряли» они там, где решали — вернее, он сам решал — ночевать.

— Так куда движем кони? — спросил Лев, когда они в очередной раз сошлись за трапезой. Почти проехав, между прочим, Беларусь.

— Разве я решаю? Думала, ты.

— Решаешь и разрешаешь. Только сама не понимаешь этих дел. Нам нужно купить тебе приличную недвижимость, вот я и выбираю. Литва когда-то считалась «страной замков», только почти все рухнули, а что осталось — государственное. Польские и чешские послевоенные — в большинстве новоделы, немецкие уж больно суровы: кое-что похожее было у тебя на родине. Хотя где тебе было видеть, ты тогда ещё далеко не родилась. Замки на Луаре довольно славные, но дороговаты. Я уж и приценялся к чему поменьше. Так можно до самой Испании докатиться, хотя один парень Дансейни уверял, что самые лучшие замки — как раз испанские.

— Не паясничай.

— И не думаю. Это ты нос кладёшь на квинту, а я незатейливо радуюсь жизни.

Марина не поняла ничего, кроме того, что её с какого-то рожна захотели приободрить. А её сторож уже откровенно углубился в свой ноут на батарейках.

— Права ты насчёт замков. Не так дорого, как потом налоги накладно платить, — сказал в экран. — Как за щенка охранительной породы: стартовая цена неважная, всё равно потом летят клочки по всем закоулочкам.

— Никогда не имела собаки.

— Как, а я?

Он коротко рассмеялся. Потом вдруг спросил, напоказ округлив тёмные глаза:

— Ты ведь любишь всякую древесность? Тогда надо в Швейцарии шале подыскивать, ближе ничего не получится. А всякие достопримечательности побоку.

— Вот, смотри. Не понравится — другое возьмем, — произнёс Лев через неделю скоростной езды и кружения по серпантинам.

Прислонившись спиной к горам, стоял огромный особняк: на каменном цоколе, под бурой черепичной крышей в два ската, сам же — позлащенный солнцем. В ясных окнах блестело утро, вокруг среднего этажа вилась галерея с узорными столбиками.

Марина освободилась (последнее время Лев перестал запирать её на хитроумную застёжку) вышла на упругий газон.

— Трава под ногами, горы в вышине. Вода кругом пресная, как ты и хотела. Озеро у подножья скал, названием вроде Комо. Зайдёшь внутрь?

— Какие горы. Непонятные. Что это за пик вон там: знаменитый?

Трехгранный, будто наконечник копья, слегка изогнутый, грозный, едва припорошенный снегом.

— Самый из них главный. Монте Червино, или Маттерхорн. Это его так ледники сплюснули, когда он из них вылуплялся в давние времена. Мы его зовём «Кабаний Клык».

— Кто «мы»?