Татьяна Мудрая: Пряха Флорипедес

Тогда еще не родились слова, и каждая вещь имела только Имя.

Имя это было её сокровенной сутью, и вещь непременно отзывалась на него.

Красавица Флор жила в тишине и прохладе близ вершины самой высокой горы своего мира, и ей было совершенно нечем заняться, ибо мир отлично держал себя сам.

Так длилось годы, века, тысячелетия, пока в жизни Флор и окружающей ее среды не настала благая Перемена.

Началось всё с доброго знакомого девушки, Снежнака, что нередко приносил ей мелкие серебристо-серые эдельвейсы с короткими стебельками, сминая тугой букет в тяжелых, нежных передних лапах. Светло-бурая шерсть Снежнака свалялась и запачкалась до безобразия, и девушке пришло в голову, что гребень из рога погибшего от лавины яка мог бы изрядно помочь делу.

Первый в мире Гребень немедленно явился на зов, шерсть Снежнака была расчёсана и даже выглажена оборотной частью длиннозубого инструмента, на которой сам собой изобразился пейзаж теплых предгорий. Получился комок очёсков, жутко спутанный и весь в репьях. Через неделю (так как долговязый мохнатый Снежнак полюбил касания Гребня, который не драл живую шерсть попусту, но лишь освобождал от мёртвой) косметическая операция повторилась. Шерстяной Хаос снова стал Порядком.

Эти дела шли и шли без перерыва на выходные. Через сколько-то времени снежнацкой шерсти набралось столько, что Флор должна была нацепить её комок на вершину горы Кайлат. Там он смотрелся преотлично: словно преогромное облако, полное дождя. Шерсти было так много, что она совершенно скрывала весь снег и лёд, если смотреть на неё снизу — да и сверху, со стороны межпланетного пространства, из шерсти выглядывал лишь кончик жутко любопытного гранитного носа.

Настоящие дожди в мире Флор тоже случались: они вымыли шерсть до того первозданного оттенка топлёных ячьих сливок, который и дал имя маленьким детёнышам Снежнаков, и обратили в подобие войлочных прядей. Солнце, дотрагиваясь своими жаркими пальцами до влажного шерстяного облака, вдобавок ещё и выбелило его до легкой голубизны покрытых льдами вершин.

Флор восхитилась этой совместной работой стихий.

И тогда девушке пришла в голову новая затея. Она взяла сухую берцовую кость некоего безымянного Зверя и слегка покрутила меж ладоней, как делала, когда хотела пригласить к себе в гости Огонь. Так на свет явилось первое Веретено. Затем Флор позвала две прямых ветви гималайских кедров, что уже засохли и лишились коры, и велела им стать прямыми и гладкими; а Снежнак довершил дело, заточив тонкие кончики веток и чуть скруглив их толстые концы при помощи зубов и когтей. Так родились первые Спицы.

Стала тут Флор вытягивать из облака, что подарили ей Снежнак, Дождь и Солнышко, непрерывную прядку, и перебирать пальцами, и тянуть книзу, привязав конец к Веретену и накручивая на него нечто по имени Нить. Так на свет появилась первая Пряжа, и был этот Клубок такого же цвета, что и мир вокруг девушки: голубовато-белым, круглым и танцующим на своей оси.

«Скучно иметь дело с одним цветом», — подумала Флор и стала оглядываться вокруг. А была тогда ночь, и в небе крутились, как веретёна огромной ткацкой мастерской, иные миры.

И все они были уже кем-то спрядены.

«Я возьму ото всех понемногу, — решила про себя Флор. — Не стоит никого обижать и никого уж слишком обездоливать. Сначала — от самого дальнего Клубка».

Этот клубок был чёрным и маленьким. Когда Флор, протянув туда руку. начала осторожно сматывать нитку, он как будто разбух и потерял очертания: а затем всё вернулось на прежнее место.

Чуть ближе вращался чудесной красоты, как бы опаловый голубой шар — он тоже подарил девушке немного своей пряжи. Затем пришел черёд отмотать немного дымчатой лазури от почти такого же переливчатого шара, что находился чуть поближе. Огромный золотисто-желтый клубок, что привлек внимание Флор немного позже, показался ей похожим на помпон, какими украшают детские шапочки, — недаром посередине его пересекал диск, что раньше, наверное, служил для наматывания поперёк него ниток.

Двигаясь все ближе к своему родному миру, девушка набрала яркой оранжевой пряжи с клубка, что был чуточку поменьше жёлтого, и ало-красной с совсем маленького клубочка, который вертелся рядом с её рукой — куда злей и шустрее прочих. Затем ее взгляд передвинулся в другую сторону.

Самый близкий клубок был дымным и как бы не вполне просохшим после стирки, но сквозь слой небесной росы проглядывал непревзойдённый изумруд. И, конечно, Флор отмотала довольно много и от этого цвета, чуть зажмурясь, — ибо на той же стороне глаза девушки встретили невероятной величины клубок спутанной бело-золотой проволоки, который прямо-таки пыхал на неё раскалённым жаром. Но всё-таки упрямая девушка взяла самую чуточку и от великана. И завершила свою работу, потянув за самую последнюю нитку в череде мягких клубков, мрачно-синюю, как глубина морская, — причём тугой и горячий шар не так уж и уменьшился от этой процедуры.