Кира Касс - Элита

Больничное крыло представляло собой длинный стерильный коридор с койками. В изголовье каждой висела занавеска, которую можно было задернуть, чтобы защититься от чужих взглядов. Вдоль стен стояли шкафчики с медикаментами.

Нас с Селестой предусмотрительно разместили в противоположных концах коридора: Селесту ближе ко входу, меня у окна в глубине. Она немедленно задернула занавеску, чтобы не видеть меня. Я не могла ее винить. Выражение лица, по ощущениям, у меня действительно было довольное. Когда медицинская сестра обрабатывала ссадину на виске, я даже не поморщилась.

— Ну вот, а теперь приложите ненадолго вот это, чтобы не было шишки. — Она протянула мне пузырь со льдом.

— Спасибо, — отозвалась я.

Медсестра окинула быстрым взглядом коридор: удостоверилась, что нас никто не слышит.

— Вы молодчина, — прошептала она. — Почти все ждали, когда что-нибудь подобное наконец случится.

— Правда? — спросила я тоже шепотом. Но, пожалуй, улыбаться во весь рот при этом все-таки не стоило.

— Я столько кошмарных историй про нее слышала — не сосчитать. — Она кивнула в сторону занавешенной койки Селесты.

— Кошмарных историй?

— Ну, она спровоцировала ту девушку, которая ее ударила.

— Анну? Откуда вы знаете?

— Максон — хороший человек, — просто ответила медсестра. — Он распорядился, чтобы ее осмотрели, прежде чем отправить домой. Она рассказала, какую грязь Селеста говорила про ее родителей. У меня просто язык не повернется повторить.

На лице медсестры отразилось крайнее отвращение.

— Бедная Анна. Я так и знала, что там было нечто в этом роде.

— Одна из девушек пришла с изрезанными в кровь ступнями. Кто-то ночью подсыпал ей в туфли битое стекло. Мы не смогли доказать, что это была Селеста, но кто еще мог бы поступить так низко?

— Надо же, а я и не знала! — ахнула я.

— Судя по виду бедняжки, она боялась, как бы в итоге не вышло еще хуже. Думаю, потому и предпочла держать язык за зубами. А еще Селеста бьет своих служанок. Просто отвешивает им оплеухи, ничего больше, но время от времени они приходят за льдом.

— Не может быть!

Все служанки, с которыми мне приходилось сталкиваться, были очень милыми. Я не представляла, чтобы кто-то из них мог заслуживать побоев, тем более регулярных.

— О ваших подвигах уже ходят легенды. Вы у нас героиня, — подмигнула мне медсестра.

Я себя героиней не чувствовала.

— Погодите, — спохватилась я. — Вы сказали, Максон распорядился, чтобы Анну осмотрели, прежде чем отправить домой?

— Да, мисс. Он очень заботится о благополучии каждой из вас.

— А Марли? Она тоже здесь побывала? Как она себя чувствовала?

Не успела медсестра ничего ответить, как до меня донеслось сюсюканье Селесты:

— Максон, милый!

Я обернулась и увидела его на пороге. Наши глаза на миг встретились, потом он направился к койке Селесты. Медсестра поспешила прочь, оставив меня в одиночестве гадать, видела она Марли или нет.

Слышать плаксивый голосок Селесты было выше моих сил. Максон принялся негромко что-то приговаривать, утешая бедняжку, пока наконец не вырвался из ее лап. Он появился из-за занавески и двинулся в мою сторону, не сводя с меня глаз.

— Тебе повезло, что отец убрал из дворца телевизионщиков, а не то не сносить бы тебе головы. — Он с тяжелым вздохом взъерошил волосы. — Как прикажешь теперь тебя выгораживать?

— Значит, ты намерен меня отчислить?

В ожидании ответа я принялась теребить подол платья.

— Разумеется, нет.

— А ее? — Я кивнула в сторону Селесты.

— И ее тоже. Вы все взвинчены после вчерашнего, и я не могу ставить вам это в вину. Не уверен, что отец проглотит подобное оправдание, но я буду придерживаться этой позиции.

Я помолчала, а затем сказала:

— Возможно, тебе стоит сказать ему, что во всем виновата я, и отправить меня домой.

— Америка, ты перегибаешь палку.

— Максон, посмотри на меня. — Я почувствовала, как в горле встает тугой ком, и сглотнула, силясь избавиться от него. — Я с самого начала знала, что у меня нет качеств, которые нужны, но думала, что смогу… не знаю… измениться… или что-то с этим сделать… но я не могу больше здесь оставаться. Просто не могу.

Максон присел на краешек постели:

— Америка, ты можешь ненавидеть Отбор и сходить с ума из-за того, что случилось с Марли, но я знаю: твои чувства ко мне достаточно глубоки, чтобы не бросить меня выпутываться из всего этого в одиночку.

Я стиснула его руку:

— Мои чувства к тебе достаточно глубоки, чтобы сказать тебе, что ты совершаешь ошибку.