Дмитрий Гаврилов - Наследие Аркона

— Что же дальше, Инегельд? Как жить без родины, без земли предков? В Арконе вырезали всех до единого, даже собак. Злыдни поганые! — обратился к нему Златоус.

— Весь мир — наша земля. Боги — они повсюду, и служить им можно по-разному. Думаю, мишура торжеств не нужна небожителям, она выдумана смертными. Учитесь обходиться без нее! Боги в каждом из нас…

Затем он сказал погромче, чтобы слышали все:

— Надо только помнить, что вы свободные, вольные люди! Так ли говорю, други?

Гребцы согласно закивали.

Немного помолчав, Инегельд добавил уже тише:

— Что до меня — я ничего не забываю… Ни хорошего, ни дурного.

Влада незаметно подошла к брату сзади и обняла его.

— А, сестренка! Что случилось? — ласково произнес Всеволод.

— Сев! Мне надо сказать тебе что-то важное!

— Шнекар слева по курсу! — раздался крик впередсмотрящего.

— Это по нашу душу. Поднимай всех. Сейчас нам понадобится каждый клинок. Если отобьемся — считай, спаслись! — услышал Сев.

Он давно уже признал первенство Инегельда, как более опытного, умелого и сильного, хоть на силушку и сам бы не пожаловался. Гибель Светланы сблизила двух мужчин, что, увы, нередко бывает, только после смерти любимых и близких.

— Может, уйдем?

— Нет. Люди измотаны, — ответил Инегельд.

— Знаешь! Я думаю, в конце концов, у ихнего Тюра [56] [56] ТЮР — в скандинавской мифологии бесстрашный однорукий бог побед, сын Одина, лишился руки, положив ее в пасть под залог Волку Фенриру, пока Боги-асы связывали зверя путами. всего лишь одна рука, против нашего-то Ругевита.

— Если бы дело заключалось только в количестве рук… — усмехнулся волхв.

— Все равно, одна голова — хорошо, а семь — лучше. Суши весла! — крикнул Сев и двинулся вдоль борта по проходу между скамеек.

— Всеволод! Ты слушаешь меня? — не обращая внимания на сигнал тревоги, Влада не отставала от него.

— Обожди, сестра. Разве не видишь? Ну, что тебе!

— Не кричи и не сердись! Ты слушаешь?

— Да, да! Пристала, как банный лист, — сердился он, — Только давай быстрее!

— Нет, ты меня не слушаешь! Да, остановись же, в конце концов! У меня будет ребенок! Ты понимаешь! Это сын Ингвара.

— Ты уверена? — опешил Сев.

— Да, я точно знаю, что будет мальчик. Я это чувствую.

— Я не о том! Ты уверена, что носишь в себе…

— Глупый вопрос! — гневно оборвала его Влада. — Жаль только, отец никогда об этом уже не узнает.

— Когда ж вы успели? Дура! Ой, дура! Да, как ты посмела спрятаться тогда в погребе!

— Понимаешь… Он еще со Святобором на материк уходил, а я боялась, я так боялась, что он не вернется… А потом, Ингвар был такой странный, словно подменили. И я не решилась сказать ему, — расплакалась сестра неожиданно.

— Ладно, все и так видно — без слов. Слезами отца не воскресить! Разберемся с данами — потом поговорим! — сухо бросил он и принялся расставлять людей, сквозь зубы поминая нехорошими словами Марену и всех баб на свете.

— Что случилось? — удивился Златоус, — Ты сам не свой! Охолодись! Это на тебя не похоже.

— Что-то? Племянник у меня будет! Вот что! — отвечал Сев.

— Так, это замечательно!

— А я разве против!

Инегельд пристально следил за быстро приближающимся врагом. Змеиная голова шнекара высовывала ядовитый раздвоенный язык и словно пыталась укусить жертву. На иссиня-черном парусе преследователя не было никакого рисунка. Тем более не было зловещего креста, который ныне малюют все, кому не лень. На палубе вражеского судна он насчитал семь десятков белобрысых рослых викингов, вооруженных преимущественно топорами и небольшими широкими мечами. Многие были обнажены по пояс, выставляя на показ крепкие загорелые тела, покрытые татуировками и рыжим волосом. Он услышал, как загремели круглые скандинавские шиты, снимаемые с бортов, как скрипнули взводимые тугие арбалеты. Инегельд видел, что и от этого грозного противника им не ждать послабления. Он с самого начала знал, насколько кровавой и беспощадной будет схватка.