Елена Звездная: Будь моей ведьмой

Темные были в ступоре секунд тридцать, но едва приготовились дать отпор, грибы бросились прочь, смешно подпрыгивая и разбегаясь в разные стороны. И были тут и белые, и поганки, и мухоморы, и лисички, и даже опята! И… трое взбешенных темных помчались к дому.

И я поняла, что не успею! Не успею, и все! Эти и в лесу догонят. Мне нужен огонь, срочно!

Рванула к нашей кухне, вбежала и начала торопливо искать спички. У них тут самовар был, не электрический. Значит, должны быть спички, или зажигалка, или…

Дверь рухнула, прежде чем я даже взглядом успела осмотреть помещение. Затем раздалось:

— Карра эш, ураг Херард, уэре, морак Усар, дэкье.

Вот жешь мля — одним словом! Я постаралась дышать, просто дышать, а еще двигаться беззвучно. А потом мой взгляд упал на скатерть-самобранку, каким-то образом незамеченную моим вороватым воинством. Хотя сразу ясно почему — она была грязная, скомканная и валялась в углу. Торопливо хватаю скатерку, расстилаю прямо на скамье, прячась за столом, и слышу, как распахнулась дверь. Темный!

Торопливым шепотом начинаю упрашивать:

— Скатерть, миленькая, пожалуйста, дай свечк…

Тяжелые ладони легли на мои плечи, вынуждая вздрогнуть. Темные двигались бесшумно, вот его и не услышала.

— Усар? — предположила я.

— Морак Усар, — подтвердил темный, и пальцы с когтями прошлись по моим плечам, коснулись шеи осторожными поглаживающими движениями.

Вдох, выдох и не дрожать, Ритка! Мля, как страшно…

— А… что вы делаете? — спросила слабеющим голосом.

— Мм, еще ничего, — протянул темный.

Пуговица расстегнулась сама, за ней вторая, рубашка соскользнула с плеча. Меня затрясло, но держусь и едва слышно так:

— Скатерочка, миленькая, пожалуйста, дай именинный пирог с… — запнулась, — девятнадцатью свечечками, а? Отпразднуем начало моей взрослой жизни.

Темный захохотал. Смех был громкий, издевательский и с нотками торжества.

— Нашел? — раздалось из дома.

— Да, — ответил морак Усар.

— Пожалуйте, — сказала скатерка.

И прямо на расстеленной на скамье ткани появился торт! С кремом, сливками взбитыми, шоколадкой присыпанный и девятнадцатью зажженными свечами! Я слышала, как приближаются Дайрем и ураг Херард, точнее, переговоры на языке темных, смех, едва те вошли в столовую… Я все слышала, но смотрела на огонь, танцующий на фитиле ближайшей ко мне свечи. Голодной змеей рука метнулась к свечке, пальцы второй коснулись огня, и, закрыв глаза, я прошептала:

— Печка, печка, печка, печка… — старательно представляя себе печку в избушке, а еще почему-то подумалось, что прав был Стужев…

Рев пламени!

Треск!

И тишина…

Понимаю, что все еще держу свечку и палец левой руки лижет теплый язычок пламени. Обоняния коснулся запах водки и малины… Я медленно открыла глаза.

Чтобы встретиться с округлившимися от удивления глазами Навьего бога!

И если бы он тут был один — паника накатила, едва я поняла, что присутствующих в деревянной горнице Кощеева дома много — по правую руку от Яна сидела Снегурочка, а с ней рядом Марья Кощеевна, а еще имелось двое мужчин и два пустых места… И стол к обеду накрытый, вот только посуда черная вся! А из глубины дома донеслось смутно знакомое хриплое:

— Я должен найти ее тело!

— Коша, это бессмысленно. — Голос Кощея-старшего узнала сразу. — Она мертва, и точка! Хватит, Александр. Давай мы просто успокоимся, выпьем…

— Я НЕ ХОЧУ ПИТЬ! — Крик, от которого затряслись стекла. А следом почти стон: — Я должен найти ее тело… Меня убивает мысль, что кто-то будет ее касаться… Что ее может выбросить порталом на свалку… Что по ее телу будут ползать че… — Голос сорвался.

У меня внутри тоже что-то оборвалось, больно так стало, даже вдохнуть больно.

— Ей уже все равно, — резонно заметил Кощей.

— Мне не все равно! — снова сорвался на крик Стужев.

И я сорвалась, на это уже просто не хватило моих нервов! Я не знаю, чьих нервов хватило бы, но не моих! Мои сдали! Окончательно и полностью! Мои готовы были лезть на амбразуру, прыгать с гранатой под танк, вступать в конфликт с гопниками, сдавать сессию экстерном и бить морду темным, только бы не слышать отчаяния в голосе вечно издевательски-надменного Князя. Отчаяния, которое убивало меня вопреки всем словам старшей Яги, вопреки доводам разума, вопреки всему, что я не знала о себе. А я не знала, не могла знать, не догадывалась даже, что его боль будет рвать меня на части!

И, наплевав на собственную безопасность, просто заорала: