— Потому что тут постоянно все запрещают и не объясняют! — вспыхнула ученица и вскинула глаза на креффа. — Почему нам нельзя носить косы? Почто Тамира секли за снежки, тогда, зимой? Нас только порют, ничего не разрешают и ничего не говорят! Как скотине! Ее тоже постоянно хворостиной гоняют, чтобы слушалась.
Мужчина вздохнул и опустился на сундук.
— Ты-то, небось, скотине всегда объясняла, за что ее хворостиной бьешь?
Лесана упрямо вздернула подбородок, бесстрашно глядя в серые глаза.
— Не объясняла. Только то — скотина безмозглая, а мы — люди. У нас ум есть!
— Ум… — протянул собеседник. — Ну, коли есть у тебя ум, отчего же ты им не пользуешься?
Щеки девушки запылали, а крефф продолжил.
— Вот скажи, зачем тебя учат оружному бою? Зачем гоняют наравне с парнями?
Она насупилась и буркнула:
— Потому что я ратоборец.
— Правильно. Ты — вой. А вой должен уметь сражаться. Ходящий не посмотрит — девка перед ним или парень. Он тебя не пощадит за то только, что ты косу носишь.
— Нету у меня косы… — огрызнулась послушница.
— Зато есть ум, — поддел наставник. — И этот ум должен бы усвоить, что девку за косу ловить — милое дело. А еще косу мыть, чесать и плести надо. Только когда это делать, если обережник в походе ночью под телегой спит, днем верхом едет, а иной раз с головы до ног употеет, с нечистью сражаясь? И так по несколько седмиц тянуться может. Вшивой будешь ходить? Нечесаной? В лесу мыльни нет. Да и не намоешься среди мужиков-то. В ручье плескаться? Ручей не всегда встретишь. И поплещешься в нем не о всякую пору.
Лесана стояла красная, злая и смотрела в пол.
— Потому и рубах вы здесь не носите девичьих, а в портах ходите. Что же до снежков… Я бы Тамира тоже высек. Он скоро спустится в подземелья. А того, что он там увидит — врагу иной не пожелает. Потому дурь детскую из него уже сейчас вытравливать надо. Иначе сгорит.
И снова девушка вскинулась, снова глаза вспыхнули яростью:
— Мы учимся! Всякий урок твердим! Работу любую делаем, отчего нельзя нам просто… жить? Хоть праздник какой? Хоть веселье? Что все злые тут, как волки?
Наставник спокойно выслушал эту яростную речь и ответил:
— Потому что вам не дружить. Не миловаться. Потому что Тамир тебя упокоит, если придется. И дрогнуть в тот миг не должен. А ты, возможно, однажды убьешь его и тоже дрогнуть не должна. Ясно? Влюбленные же думают не головой, а сердцем. И… это мешает.
Он замолчал и потер уродливый шрам, безобразивший щеку. Лесана смотрела на креффа и видела, что мыслями тот унесся куда-то далеко-далеко. Девушка молчала. Впервые наставник говорил с ней, будто с равной, не ругал, не поддевал. Впервые не чувствовала она себя порожним местом. Оттого ли, что они одни тут и иных послухов нет?
— Дружба и любовь — это не слабость, — упрямо возразила послушница. — То сила. И эта сила всякую иную превозмочь сумеет!
Она сказала это с жаром, но мужчина, сидящий напротив, усмехнулся.
— Бестолковая ты. А еще говоришь, будто ум есть. Когда скотину хворостиной гонят, ее уберечь хотят, чтобы в овраг не упала или от стада не отбилась. Так и вас. От лишней ненужной боли берегут. Сейчас тяжко, потом легко покажется.
Он сжала кулаки:
— Легко? Что — легко? Волком жить? Деньги брать за защиту и обереги?
Глаза наставника поскучнели:
— Ты сожранные деревни видела когда?
Сердце девушки екнуло. О сожранных деревнях она только слышала и от одних рассказов тошно становилось. Если у маленькой веси не хватало денег на сильный оберег, если заводилась неподалеку стая Ходящих, то…
— Нет, не видела… так что с того? Отчего не уберечь людей? Если денег нет у них, пусть подыхают, как собаки?
— Лесана, — в голосе Клесха впервые зазвенели сталь и стужа. — Нельзя спасти всех. Запомни это.
— Можно! Можно спасти! Я никогда не пройду мимо, если кто-то в нужде, я…
Договорить она не успела — холодные пальцы стиснули горло, дернули вверх, несчастная захрипела, вцепившись в широкое запястье, а крефф без усилий оторвал выученицу от пола и сказал голосом, каким говорил с ней всегда:
— Запомни, цветочек нежный, еще раз я такое из уст твоих сахарных услышу — засеку до смерти. Ни колдун, ни ратник, ни целитель никогда не пройдут мимо чужой беды. Цитадель открыта круглые сутки и всегда принимает тех, кого ночь застала в пути. Но наш труд стоит денег. И ночь в Цитадели тоже. Потому что, если это будет даром — уже завтра тут приживутся сотни страждущих. Чем ты их будешь кормить? Если сама станешь помогать, не беря в уплату денег, как скоро издохнешь от голода? И скольким поможешь мертвой?
Читать дальше